Гитара. Правда, с другой формой корпуса, с восемью ладами и пятью струнами, но – гитара! Родная! Настоящая! Пусть менестрель владел ей не слишком хорошо, пусть услышав его пение, удавились бы даже поп-мальчики, но главное – было! Гитара! Порывшись в памяти Алаис, Таня узнала, что инструмент называется гаролой, и они бывают разные. Правда, для аристократок это считается зазорным, но… не все ли равно? Алаис смотрела на инструмент таким влюбленным взглядом, что даже Таламир занервничал и крепко сжал руку супруги. – Алаис… Второй влюбленный взгляд достался супругу. – Монтьер, – таким голосом говорила когда-то Таня, выпрашивая себе норковую шубку. – Я хочу ее! – Кого? – искренне опешил мужчина. – Гаролу… Ответом ей был совершенно растерянный карий взгляд. – Э… – Я знаю, что это неприлично. Но я обещаю никому ее не показывать. Монтьер, отец всегда был против, а мне так хотелось научиться… И глазки кота из Шрека. Красные – некавайно смотрятся? Неважно! Главное, чтобы подействовало. Таламир подумал минут пять, потом вздохнул и повелся. – Хорошо, дорогая супруга. Будет вам гарола. В столице. Алаис захлопала в ладоши и изобразила восторг. – Монтьер! О, монтьер! Гитару, то есть, гаролу, пришлось отрабатывать этой же ночью, но Алаис была настолько счастлива, что не обращала внимания ни на вонь в комнате, ни на запах от супруга. Она стала на шаг ближе к своей мечте. Есть одежда, есть инструмент для работы, осталось разработать план побега. Куда, когда… с кем? Да, и с кем хорошо бы тоже. Одинокой женщине в этом мире тяжело… а замужней еще тяжелее. Эх, куда ни кинь – всюду клин. Ничего! Вышибем! Род Ольрат. Рецепт удачного покушения. Пять хороших стрелков, десять арбалетов, неограниченное число болтов и удачно выбранные места для засады. Эх, напрасно тьер Римейн пустил в свой дом Массимо, напрасно недооценил своего конюха. Но кто ж из благородных людей обращает внимание на эту шушеру? Подумаешь там, чистит он коней – и ладно, овес не ворует – еще лучше, на конюшне порядок – человек на своем месте! Что еще надо? Понятно же, что все это быдло специально рождено, чтобы обслуживать таких, как тьер Римейн! А что у конюха может быть какая-то ненависть… да кто он вообще такой!? Чтобы хвост поднимать на благородных тьеров!? Благодарен должен быть, что до него вообще снизошли, слово сказать соизволили. А уж какая-то там девица… Тьер Римейн и думать про нее забыл. А вот Массимо – не забыл. И следил за своим 'хозяином', и места для стрелков выбирал тщательно, и продумывал каждое движение, и даже кто в кого бьет постарался распределить. Шернат поддерживал несостоявшегося родственника, как мог. Но выходило все одно – уезжать Массимо из города. Остальные трое – наемники, перекати-поле, сегодня здесь, завтра там, их не найдут а вот Массимо… Должен быть кто-то главный, должен. А потому арбалеты покупал Массимо, болты заказывал тоже он, с наемниками договаривался – он, комнаты в трактире наемникам тоже он оплачивал… Сначала они с Шернатом хотели мстить месть вдвоем, но потом подсчитали количество выстрелов, количество мишеней и поняли, что не справятся. Вдруг кто-то да удерет? Этого допускать было никак нельзя, лучше уж нанять наемников для грязного дела. Шернат давал деньги, и готовился сам. Никто кожевника не видел, но огонь мести в его груди горел не слабее. Просто когда тебе есть, кем рисковать, ты невольно станешь осторожнее. Мужчины ждали момента, и – вот оно! Массимо понял, что следующей ночью тьер Римейн отправится на собрание. Это тьер не обращал внимания на конюха. А сам конюх очень внимательно следил за господином. И молился. С утра он отпросился на час – и отправился в храм Ардена. Постоял немного перед статуями. Арден смотрел по-мужски одобрительно, Мелиона явно грустила о несовершенстве мира. Это понятно, не женское дело – месть, а вот Арден точно поймет. Двое серьезных мужчин всегда договорятся. – Твоя душа неспокойна, дитя Ардена, – жрец Ардена, судя по белым, с голубой оторочкой одеждам, возносящий, смотрел на Массимо ровно и спокойно. Видит Арден, не подойди к нему возносящий, сам Массимо вышел бы из храма просто так. Но раз уж он подошел… – Возносящий… – Ирет. – Возносящий Ирет, у меня действительно неспокойно на душе. – Могу я облегчить твою участь разговором или молитвой, дитя Ардена? – Мое имя Массимо, возносящий. Жрец стоял и молча глядел на Массимо. Доброжелательно и спокойно. Казалось, в его глазах кроется целый океан, который не взволнуешь мирскими дрязгами. Да, на поверхности могут бушевать бури и тонуть корабли, но в глубинах его очей, как и в морских пучинах, царил покой. Этот возносящий искренне верил в Ардена и в дело, которому служит, и потому его душевное спокойствие было незыблемо. И Массимо решился. Его не уговаривали, не убеждали, он просто хотел… облегчить душу? Вот уж грузом на нее эти убийства не лягут. А что тогда? Массимо и сам не знал. – Уделите мне время, возносящий Ирет. Может быть, мне станет чуть легче? Если бы возносящий препоручил Массимо служителю, он был бы в своем праве. Массимо наплел бы чепухи и ушел, но возносящий просто молча кивнул и поманил мужчину за собой вглубь. В маленьком кабинете на двоих стоял небольшой чайничек с настоем, две чашки, лежали маленькие храмовые печеньица в форме ракушек, на скамейках была брошена пара подушек, чтобы было не так жестко сидеть – все было сделано для удобства того, кто желает поделиться наболевшим.* * в мире Рамтерейи нет исповедален, как таковых. Считается, что душу можно открыть, только глядя в глаза Ардена или посредника между тобой и Арденом – жреца. Любого. И лучше это делать в удобной обстановке. Ведь дети не должны стоять на коленях перед своим отцом, родителям не под душе рабская покорность. Прим. авт. Возносящий опустился на одну скамью, Массимо на вторую… и бухнул, как в прорубь. – Я собираюсь убить несколько человек, возносящий. И уже убил. Массимо не ошибся в жреце, тот не повел и бровью. Разлил по чашкам травяной настой, повел рукой в сторону вазочки с медом, предлагая добавить по вкусу, и только после первого глотка поинтересовался: – Надеюсь, они это заслужили? – Возносящий, вы же знаете, что в нашем городе есть те, кто поклоняется Ириону. – Знаю, Массимо. И мне горько, что мы не можем их найти. – Вы – не можете. – А ты нашел? – взгляд жреца стал острым. – А они убили мою племянницу. – Вот как… А ты взял кровь за кровь? – Да, возносящий. – И не раскаиваешься. – Нет. – И… – И собираюсь довести свое дело до конца. – Благословения ты не просишь, это понятно. В оправдании не нуждаешься. А я все же попеняю тебе, Массимо, – возносящий даже покачал головой. – Ты неправ в самом главном.