Хоть так – отвлечься. Забыть о том, как вокруг любимой увиваются несколько молодых павлинов, распускают хвосты, и она смотрит на их ухаживания с одобрением. И принимает их… Есть ли горшая доля? Старик, всего лишь старик, ровесник отца. Разве девушка сможет посмотреть на него с любовью? Никогда. А жалости и ему не надо. Мог бы он купить понравившуюся девушку? Да сотню, коли на то пошло! Род Моринаров не беднее королевского, и надавить было чем, и… Себе самому лгать – безнадежная затея. Хотелось искренности, а не принуждения. А покупная любовь… Честнее уж к шлюхам отправиться. Он бы так и сделал после охоты, но… Тихий крик, разорвавший лес. Призыв? Мольба о помощи? На охоте случается всякое, но страсти в этом голосе не было. И Алонсо повернул коня. Искренне считал, что если наткнется на ссорящуюся парочку, то уйдет и не станет вмешиваться. Как же! Каково это – смотреть, как наглый юнец отвешивает пощечину той, кого сам Алонсо любил всем сердцем? А потом пытается повалить ее на траву, и девушка отбивается все слабее и слабее… Не из кокетства, нет! Глупец тот, кто так подумал. Просто от сильной пощечины звенит в ушах, теряешь сознание, да и сил у девушки меньше, чем у мужчины. Это жизнь… И Алонсо пустил коня в галоп. Щенка он просто проткнул кинжалом. Дуэль? Благородный поединок? Для насильника?! Вот уж что Алонсо и в голову не пришло. Способный принудить женщину к близости априори не дворянин, а значит, и поступать с ним надо, как с быдлом. Убить и забыть. Спихнуть труп ногой куда подальше, чтобы не попадался на глаза, и приняться утешать Линетт, которая рыдала в три ручья в дикой истерике. Даже не думал тогда, что через два дня после охоты Линетт явится к нему. Он сделал все, чтобы ее репутация не пострадала. Потихоньку отвез домой, рассказал родителям, позаботился о трупе… Никто и никогда не догадался бы, что молодой баран, то есть виконт, пытался изнасиловать девушку и даже успел нанести определенный ущерб ее репутации. Только репутации, не девушке, а иначе и семейка бы так легко не отделалась. Насильнику Алонсо с громадным удовольствием приписал государственную измену и устроил его семейке кракеновы дни. А пусть думают, кого и как воспитывают! Поделом! Он сидел в тот вечер у камина, потягивал малиновый отвар из большой чашки и подтрунивал над самим собой, пытаясь вникнуть в очередной государственный документ. Старость – это когда ты пьешь травяные соки вместо виноградных. А то и голова, и… эх-х… возраст. Когда Алонсо доложили, что его желает видеть какая-то госпожа, он и не подумал отрываться от своего занятия. – Проводите. И уж подавно не думал он увидеть перед собой Линетт. – Госпожа?.. Девушке было еще сложнее, чем ему. Он это понял. Линетт не надеялась на свое красноречие. – Я… Я пришла, потому что… Вот… И плотный плащ упал с плеч, на которых осталась только одна тонкая сорочка. Весьма радующая мужской глаз своей простотой и прозрачностью. Алонсо и сам не помнил, как закутывал девушку в плащ. Руки оказались быстрее головы. Кажется, он говорил какие-то глупости, что ему не нужна благодарность, что это долг, что… И замолчал, только когда на его губы легли тонкие пальцы, а ярко-зеленые глаза встретились с его темными глазами. – Я не благодарю. Я вас люблю. Стоит ли говорить, что в храм невеста шла уже женщиной? Алонсо за собой вины не чувствовал, на его месте и святой не устоял бы. А если бы устоял, то и поделом дураку! С точки зрения канцлера, любого, кто на его месте не поддался бы, стоило прибить. Ибо нечего кровь портить такими… снулыми рыбами! И плевать на всех, кто будет шипеть в спину. Может он получить хоть немного счастья? Может. Они и были счастливы. А уж когда Линетт забеременела, больше всех был счастлив Рамон. Он тогда уже получил свое прозвище, но видел бы кто Палача, который обнимает что есть сил родного дядю и вопит от радости что-то нечленораздельное. Кажется, «Ура!!!». Или «Поздравляю!!!»? Это не важно. Но что оказалось страшным, так это болезнь малыша. И опять была бессильна магия, и опять Алонсо ударился в поиски магов жизни… Безрезультатно. Если такие и существовали где-то, прятали их пуще всякого золота. Везти малыша в столицу нельзя. У Моринаров хватало врагов, а причинить вред маленькому Лиму легче легкого. Оставалось Алонсо все чаще сбрасывать дела на Рамона и наезжать к семье, в поместье. И это тоже было счастьем. Но кто ж знал, что умрет старый маг? Что запаникует Линетт? Что так получится с Алемико… Хвала Светлому и Темному, еще Алетар Раденор основал рядом с портом лечебницу для бедных. И в ней нашлась лекарка, которая умудрилась остановить кровь малышу. Теперь можно отправиться к магу воды. Сегодня же! Сейчас же! А уж потом думать, что делать дальше. * * * Королевский маг воды спал, но отказать канцлеру? Таких дураков в королевстве не водилось. Мужчина вышел, как был, прямо в халате, разве что плащ на него накинул. А когда узнал, в чем дело, молча кивнул. – Идемте. Сейчас наложу на мальчика заклинание, а потом подумаем. У меня есть пара учеников. Безмозглые, конечно… Алонсо кивнул. Ничего, бестолковый маг воды не хуже другого, лишь бы нужные заклинания знал. Мальчик беззаботно спал на руках у отца, посапывая во сне. Алонсо прижимал к себе хрупкое тельце, а в голове билась лишь одна мысль. Не отдам! Людям не отдам, смерти не отдам, костьми лягу… Не допущу! Мой сын! Он ощущал руку Линетт на своем локте и готов был свернуть горы. Не потребовалось. Ренар Дирот поводил руками над маленьким телом, нахмурился, повторил процедуру, скорчил совершенно непередаваемую рожу и посмотрел на канцлера. У Алонсо сердце ухнуло в пятки. – Что случилось? – Ничего страшного, ваша светлость. Мальчик просто… здоров. – КАК?! Линетт осела на пол в обмороке. Для нее все случившееся оказалось слишком тяжкой ношей. Алонсо дернулся, но как тут поймать жену, когда у тебя на руках спит сын. По счастью, не растерялся маг. Поднял с пола герцогиню, похлопал по щекам, без всякой магии приводя в чувство. – Ну-ка очнись! Не пугай мужа! Герцогиня медленно открыла глаза. – Я… не ослышалась? – Мальчик здоров. – Но как?! Линетт отлично помнила, как металась по пристани, помнила кровь сына у себя на руках, свой ужас и беспомощность, свой самый страшный кошмар – почти смерть ребенка. Почти… Потому что потом перед ней распахнулась дверь лечебницы, ребенка выхватили из рук и унесли, а она осталась одна, совсем одна, и со всех сторон сгущались жутковатые ледяные тени, готовые отобрать у нее жизнь сына, и только теплый голос одной из служительниц не давал пропасть в жестоком и холодном мире. Когда Лим посмотрел на нее веселыми глазенками, она и не поверила… сначала. А потом? – Как это может быть? Линетт размышляла бы долго, но герцог Моринар не имел склонности к абстрактным философствованиям. Ребенок не мог выздороветь сам? Нет, не мог. Значит, его вылечили. На пристани он еще был болен, потом стал здоров. Что у нас прошло между этими двумя событиями? Карета? Э нет. Лечебница. Линетт пока еще ничего не понимала, но в свою жену канцлер верил. Поймет. Просто нервы, силы… Какое уж тут логическое мышление, если полчаса назад у тебя на руках умирал родной сын? Умей королевский маг читать мысли, он бы нашел, что добавить к размышлениям канцлера. Но Ренар Дирот был магом воды. – Эм-м… господин канцлер… – Ребенок точно здоров? – Магией клянусь. – А жизнью? – Ваша светлость! Шипел маг негромко, но очень выразительно. Канцлер качнул головой, покрепче ухватил сына и проследовал обратно в карету. Кучер свистнул, лошади зацокали копытами по булыжникам мостовой, и только тогда канцлер посмотрел на жену. – Вы были только в лечебнице? – Да. А что? – Ничего страшного, солнышко. Теперь уже ничего страшного. Линетт вытерла слезы. – Я так испугалась, родной мой. Я так испугалась… Как ты думаешь, маг не ошибся? Болезнь коварна, надо бы еще проверить… Алонсо откинулся на спинку сиденья. В общем, Линетт права, слишком рано делать выводы. Надо собрать побольше информации, а уж потом принимать решение. – Ладно. Думаю, до утра ничего страшного не произойдет. А с утра надо бы поговорить с племянником… * * * Племяннику было сейчас не до бесед. Хотя он и не спал. Рамон Моринар любил подметные письма. А уж как он любил их авторов… Во всех видах и во всех позах, используя все подручные средства. И не надо говорить про извращения! Значит, кляузничать, наушничать, лгать и подличать мы любим, а достойную награду получать не торопимся? А н-на тебе в копилку впечатлений! Это письмо оказалось интересным. Некто, пожелавший остаться неизвестным, настаивал на личной встрече, непрозрачно намекал, что ему известно нечто такое о казначее, что требует внимания герцога, только вот сам доносчик очень боится. А потому просит господина герцога заночевать в казармах, а уж он расстарается и придет. Рамон подумал и остался на ночь, где просили. Хотя казармами жилище капитана гвардии мог назвать только очень скромный человек. Только и того, что комнат мало, всего шесть штук, но уж обставлены они со всей возможной роскошью. Рамон меньше всего обращал внимание на обстановку, а потому и не выкинул ничего из того, что осталось от предшественника. Моринар не прогадал, ночью в его окно поскреблись. – Ваша светлость, позволите?