– Да так… Ты ведь Берту отказала? Скрывать правду не стала: – Отказала. Это все, что вас интересует? – Нет. Из-за чего? Все причины я перечислять не стала, выбрала одну: – Предпочитаю, чтобы мужчина, ухаживая за мной, не отвлекался на других. Харни пришлепнул ладонью по подлокотнику: – Говорил я ему, кретину! Тамка? Я промолчала, глядя в угол. Харни вздохнул, голос его стал почти отеческим. – Вета, милая, с каждым бывает. Мы ведь мужчины, а не служители. Оскоромился парень, а ты прости его! Покачала головой. Мол, не могу, и говорить тут не о чем. – Ты не думай, так бывает. Всех нас, что котов, тянет по весне на помойку. Побегаем, задрав хвост, поорем, да и домой, на мягкий диванчик. Жену на любовницу не меняют, будь та хоть из золота сделана. Я вновь покачала головой. Может, жену на любовницу и не меняют, но я – не жена. И… брезгливо как-то. Мало ли кто Тамирой пользовался? Если и Берт не побрезговал, значит, я для него в одной цене с этой… девицей? Харни посмотрел на мое лицо и вздохнул. – Ладно, мы с тобой потом об этом поговорим. А пока я вас не буду ставить рядом, чтобы пересекались поменьше. Харни имел в виду дежурства. Можно так их распределить, что мы с Бертеном не будем видеться два дня из четырех. – Спасибо. – Эх, глупые вы, бабы. И что тебе надо? Мужик – золото. Не пьет, не бьет, работает, все в дом тащит… – Я могу идти? – Иди, Вета. Иди. К храмовнику вон сходи, посоветуйся… Меня передернуло. – Харни, долго они тут будут отираться? – Приближенный Фолкс очень настаивал. Думаю, около года, не меньше. Темного крабом! – Год совать нос во все дела лечебницы? Чем дальше, тем больше хотелось принять предложение Моринаров. * * * Рамон Моринар разглядывал магически доставленное послание из Тиртана, словно диковинного слизняка у себя под сапогом. Посол бледнел, краснел и покрывался потом – попеременно. Репутация у Палача была – страшноватенькая. – Значит, тир желает поторговаться? – Ваша светлость, речь идет о разумном согласовании и урегулировании вопроса… Бумага вновь вспыхнула в ладонях Палача. – Урегулировании? Вы сегодня напишете письмо своему тиру, любезнейший. И напишете, что, если он в течение десяти дней не даст положительный ответ на все наши требования, я лично явлюсь в Тиртан. После чего у вас сменится тир. На лице посла отразился ужас. – В-ваша свет-тлость… – Вы меня плохо поняли прошлый раз. – Рамон не улыбался. – Мы не торгуемся и не торгуем кровью раденорцев. Мы требуем ответа за разбой. С точки зрения дипломатии – отвратительно. С точки зрения силы… Его величество точно знал: стоит показать слабость, и тебя начнут рвать со всех сторон. Тут кусочек, там кусочек… И никому ты потом ничего не докажешь. А если сразу прояснить ситуацию… Находится мало желающих подергать гадюку за хвост – укусит. Вот и с Раденором должно быть именно так. Нарушил закон – ответь! А чтобы отдельные личности не забывались, надо устраивать показательные порки. Тиртанцев не жаль – те еще мрази. Лучше на их примере напугать остальных, пусть трясутся… к-крысы. Надо сходить отчитаться его величеству. * * * Впервые я шла на работу, как на каторгу. Было тоскливо и тошно. Вчерашняя сцена царапала по душе, словно вилкой по стеклу. Вот что надо было Бертену? Зачем он с нами так? Чтобы серьезно добиваться меня, ему не хватило душевных сил, а чтобы не добиваться… чего? Не знаю. Разочарование горчило на вкус и отравляло теплый осенний денек. Предчувствия оправдались, стоило подойти к лечебнице. – Госпожа лекарка, не погубите!!! Мужчина, кинувшийся в ноги, был мне решительно незнаком. Здоровущий, лет шестидесяти… Его поддержала такого же возраста женщина: – Смилуйтесь, госпожа Ветана! Я потерла виски: – Вы кто? Ответ меня обескуражил. Господа были родителями мужа дочери Аликсы Ильви. Рины, конечно. Тот самый мужчина, который орал на старуху… – Госпожа Ветана, ведь неправда это! Никак такое не может быть! Это все Ринка, она, стервь… – Наш мальчик никогда бы!.. Я слушала и ушам не верила. Господа Перрты просили меня заявить, что их сын всегда был уважителен и вежлив с Аликсой Ильви. Оказывается, по обвинению в убийстве схватили и Карину Перрт, вторую дочь Аликсы, и ее супруга, Акса Перрта. И принялись трясти, как кракен – лодку. Супруги нажима не выдержали и признались. Душили. Оба. За мзду их пропустили в лечебницу… кто? Тамира Амриант. Вот ведь… Всегда знала, что не стоит таким доверять! Тварь продажная, хорошего человека погубила! Аликсу Ильви зять душил, дочь держала матери ноги-руки, чтобы та не вырвалась ненароком, мало ли…[3] Меня затрясло. – Так вы хотите… Да. Предполагалось, что с моих показаний (да еще найдут, кого купить) окажется, что Акс – малым не невинная жертва. Вы ж поймите, госпожа Ветана, там детушки малые (пятнадцать и двадцать два года), сироты бесприютные, голодные, холодные… Но на благое-то дело вернуть им хоть бы и отца, мы денег найдем! Где искать будем? А наследство… Да-да, то самое, от Аликсы Ильви. Хотите десять процентов, госпожа Ветана? Хотя нет, знай нашу щедрость! Двадцать процентов! Как же я разозлилась в тот момент! Окати водой – пар зашипел бы. – Да как вы смеете? – Я не повышала голоса, но руки «просителей» разжались. – Надеюсь, ваш сын понесет достойную кару. А еще советую вернуть на место все, что вы своровали у покойной Аликсы. Я назначена ее душеприказчицей и лично прослежу, чтобы все досталось Тиссе Ильви и ее дочери. Если хоть тряпка с кухни, хоть щепочка с крыльца пропадет, я буду знать, кого в этом обвинить. Отправитесь вслед за своим сыном! Как же они на меня смотрели! С такой ненавистью я даже у барона Артау не сталкивалась. Впрочем, барон-то меня как раз не ненавидел, он меня хотел. Да, в том самом смысле. А эти… Я залезла к ним в карман, отняла у них сына, отказалась от денег… И плевать им, что я тут ни при чем. Что их сынок поднял руку на тещу (да ладно, просто на больную старуху), что ему помогала дочь этой старухи, что никто их не подталкивал и не уговаривал. И деньги-то были, просто захотелось еще! Больше! Жирнее! Сытнее! Когда я входила в лечебницу, меня трясло. Гадко было до ужаса, и улыбка Линды стала для меня спасательным канатом, за который я ухватилась. – Что случилось?