Можно изменять телом. Мужчины так часто делают, для них это как стакан воды выпить. Выпил, пошел по своим делам, забыл... что была баба, что ее не было. Это просто тело, не душа. А значит, и ревновать не стоит. К этому Лиля не ревновала. А вот когда душа.... Когда смотришь человеку в глаза, и видишь не цвет или форму, а самое душу, запечатленную в его или ее зрачках, когда две души сливаются, и дыхание сплетается... это другая степень близости. И она бывает без секса. Намного важнее секса. Интимнее и серьезнее. Когда их с Лофрейном бросило друг к другу, это была чистая физиология. А вот на поляне... когда он умирал, на несколько часов они стали близки до невозможности. И умирающий Лофрейн стал ей дороже всех на свете. Лиля солгала не в поисках выгоды. Она искренне хотела дать ему... ну хоть что-то! Кусочек тепла, обломок веры, надежды, счастья... Хоть лучик солнца в темноте ночи! Как бы пафосно это ни звучало. И это было намного сильнее любой постели. Именно об этом не стоило рассказывать мужу. Это даже не измена, это кусочек души, отданный другому человеку. Но Энтони... ему стало легче. И она это видела. Лофрейн отдал ей свой брасЛ^т и свой перстень, и написал завещание в пользу сына или дочери. Воспользоваться им? Лиля не знала, стоит ли. Какое-то время она вообще хотела уничтожить завещание. Нечестно ведь! Неправильно! Она солгала, и пользоваться плодами этой лжи — подло! С другой стороны, Лофрейн понимал, что ее ребенок может быть и от Джерисона. Наверняка. И все же — понадеялся. Поверил. И Лиля оставила листки, испачканные кровью. Пусть полежат, запас карман не тянет. Пусть подождут своего времени. Не понадобится — так и забудется. А вдруг? Вот кто бы сказал, что им понадобятся уроки выживания? В двадцать-то первом веке? В лесу!? Лягушек ловить и лопать? Камыш копать? Ночлег без палатки обустраивать? Когда везде компьютеры, а интернет даже в Антарктиде скоро будет? И роуминг у белых медведей? Да бред! Но пригодились же! Вот и эти листки пусть полежат. Авось да пригодятся... Дальше... Дальше все было и проще, и сложнее. Рассчитывать пришлось только на себя, но и опасаться больше было некого. Лиля кое-как добралась до людей и направилась в город. Сначала в один, потом в другой... ей требовался крупный порт. Либо чтобы сюда зашли вирмане, либо нанять корабль до Ативерны... ну ладно! Хотя бы место себе купить, чтобы довезли, а не выкинули по дороге, предварительно пустив по кругу. Путешествовать по суше? Лиля рассматривала и этот вариант, но беременной? Или с грудным ребенком? Нереально! Срок подходил зимой, как раз она родит, переждет несколько месяцев сезон штормов и болезней, и летом уже... Да, летом можно попробовать. И Лиля окрепнет, и ребенок... Но ведь до рождения ребенка надо как-то дожить. Кушать надо, крышу над головой надо, да и корабль на какие-то деньги нанимать... на какие? Баронский браслет в ломбарде заложить? И свой добавить? Сапфиры, изумруды... Стоят дорого. А дадут за них — медяки. Просто потому, что первый же вопрос, который ей зададут где угодно — откуда? И Лиля засветится, как неизвестная в этом мире новогодняя елка. И пойдет слух... и попадет она в цепкие ручонки Энтора, от которых пыталась удрать. Это неправильно. И еще более неправильно, если ее убьют за эти драгоценности. Что вполне возможно. И убьют, и не пожалеют... и глазом не моргнут. Сейчас человеческая жизнь стоит дешевле медяка, что уж говорить про оборванку, которая выложит в ломбарде изумруды и сапфиры? Убьют. Но даже если что-то заплатят, если ей удастся уйти с этими деньгами от всех претендентов на ее кошелек и жизнь, надолго этих денег не хватит. А бандиты наверняка заинтересуются... Так дело не пойдет. Лиля задумалась, а потом нашла-таки альтернативу. Медициной она пока заниматься не могла. Изобрести что-то полезное не могла. Что оставалось? Да то, что умеет по определению каждая женщина. Ну... практически каждая. Исключения есть, но редкие. Готовить! Средневековая кухня — своеобразна. Здесь в ходу соусы и маринады, специи и пряности, которые пытаются прикрыть не особо качественные продукты. Лиля сделала упор на оборот. Вкусно, быстро, недорого, сытно — для тех, у кого ма- ' ло времени и много дел. Для тех, кто много и тяжело работает. В том числе для городской стражи. В одном ей повезло. Она нашла для себя подходящее поле действий. Или — не повезло? От везения тут было маловато, она искала целенаправленно. Искала таверну, в которой дела идут не блестяще. Так ноги и занесли ее сиятельство в «Рыжего ежика». Симпатичная некогда таверна переживала упадок. Когда в ней был хозяин, Ром Сали, она процветала и приносила доход. Хватало и на дело, и на прожитье, и даже о расширении Ром задумывался. Да вот горе — умер. Оставшись с детьми на руках, его вдова, Марион Сали, попросту растерялась. И было отчего! Дела она вести не умела, в бумагах путалась, готовила вкусно, но там еще и продукты надо заказывать, и с поставщиками ругаться, и порядок поддерживать, и... Очень много всего надо, если у тебя таверна. Марион не справлялась. Тут еще соседушка ее, лавочник по имени Арман Пажо (точно — большая жо... кхм, простите) положил глаз на симпатичную вдовушку с таверной и вознамерился вслед за глазом туда еще и руки выложить. Пакостить начал. Всякую шушеру в таверну приводить, чтобы дебоши устраивали, с поставщиками говорил... да много чего нехорошего сделал. Лиля бы ему голову оторвала. Марион оказалась добрее, она попросила не трогать поганца, лишь бы он оставил женщину в покое. На том и порешили, и остался Пажо живой. Злобой исходил, как дышал, но не убили же? Так, чуточку побили и опозорили. Лиля и Марион заключили договор. Лиля оставалась в таверне, жила, готовила, получала часть прибыли, делилась опытом и рецептам и, не тая ничего, а когда она уедет — все останется Марион. В накладе никто не будет. Так и получилось. Пельмени в этом мире тоже пошли «на ура», Лиля ввела еще кучу разновидностей любимого блюда, добавила вареники, чебуреки, гамбургеры, хот-доги (а чего, если изобретение хорошее?) и дело пошло. Скидка для стражи. Обеды на вынос. Обеды на заказ. Какое там разорение?! С ног женщины сбивались, готовить втроем не успевали, пришлось помощников нанимать, что на кухню, что на разнос... тут уж Марион развернулась. В людях она разбиралась неплохо, да и знала всех, кто рядом жил. Знала, кого звать, кого гнать... Может, и не получилось бы у девушек такого прорыва, но Лиля умудрилась заключить договор с прево Ларусом. Прево... Где-то таких людей называли шерифами, где-то комиссарами, а суть все равно одна — следить за порядком. Следить и защищать. Не допускать беспорядков, гонять стражников, сажать преступников... есть что-то новое? Вот и Лиля не увидела. И в любом мире такая работа сопровождается невысокой зарплатой, ненормированным рабочим днем и частенько — бытовой неустроенностью. А тут прево попал... В таверну... Да в руки Марион Сали. Что-то подсказывало Лилиан, что скоро у таверны появится хозяин. Или, что вероятнее, не будет Мартин лезть • в дела супруги. Будет помогать, защищать, беречь, а с остальным Марион и сама справится. Это она при муже серой мышью была, потом растерялась, а сейчас свою силу почувствовала! Так и носится. И глаза горят, что у той кошки... Устроит свою жизнь, наверное, и Лари — девушка, которую Лилиан подобрала по дороге. Вдова, она сбежала от любящей семейки в город и собиралась вовсе уж пропадать — или продавать себя на панели, когда повстречала на дороге Лилиан. Сначала-то Лари не сообразила, с кем дело имеет. Потом поняла, и прилипла к подруге.