— Плохо там… и войти, ни переспать… — Это точно. Как оказалось, квартирка и правда была бичом риэлтеров вот уже лет шесть. Продать ее не представлялось возможным. Люди просто заходили — и выходили вон. Ощущение от квартиры было… отвратительным. Словно у тебя за шиворотом рота муравьев учения устраивает, как выразился один из агентов. И удрал. Удирали агенты, клиенты, ремонтники… даже сантехник дядя Федя, веселый и пьяный в любую погоду. Квартирка смогла сделать то, что не удалось даже его жене — напугать алканавта до икоты. Находиться там — по любой надобности, было просто нереально. Разве что надраться до беспамятства, да и то кошмары сниться будут. Аня решила уточнить, кто такая Мефодьевна, и вдруг получила интересную информацию. Мефодьевна оказалась… ведьмой! Самой настоящей, черной и гадкой, как водится, а потому ее даже коммунисты не трогали, боялись, наверное. Уж как она получила две комнаты в коммуналке, не имея ни семьи, ни детей… Но получила же! И прожила там с момента постройки дома и до смерти, которая наступила около двенадцати лет тому назад. Нет, даже больше, уж лет пятнадцать как…. Бабки рассказывали, что когда Мефодьевна помирала, на три дня гроза разразилась… а дело было так. Квартирка-то о-го-го…. Агентства на такие быстро глазки клали, выкупали комнатки по копеечным ценам, угрожали самым несговорчивым… мягонько так, ненавязчиво… вы же любите своих родных, правда? Шесть комнат перешли в их собственность без особого усилия. Старушки не возражали, алкоголики и не задумались… споткнулись на Мефодьевне. Той нравилось жить здесь, именно здесь, и никаких переездов она не планировала. Сначала ее уговаривали. Потом угрожали. Потом… Бабки были уверены, что Мефодьевну убили. Но… Порадоваться убийца так и не смог. Ровно через три дня после смерти, квартирка стала неприкосновенным фондом. Мефодьевна за себя отплатила с лихвой. — Вы говорите три дня гроза… Как гроза сочеталась с киллером? — Да отравили ее. Наверняка отравили, — вступила одна из старушек, самая бойкая, с платочком на голове. — Мефодьевна раз в год какие-то особенные уколы делала, вот, так и подмешали. — А как же она не поняла, что ее травят, если ведьма была? — Может, и срок пришел, — изменили показания бабки. Аня решила спросить у Эреша — потом. Тем более, что вот он, появился из подъезда. Паша забежал перед ним, открыл дверь, раскланялся…. Только что хвостом не мел. Но копчиком вилял отчетливо. Увидел Аню — и почти бросился к ней на грудь. — Анька, я тебя люблю! — Но-но! Полегче с направлением! — Уважаю, восхищаюсь, обожаю и ценю, — покорно согласился Паша, поймав недобрый взгляд Эреша. — Сколько с меня? — Десять тысяч, — заломила Аня. Названная цена была грабительской, но Пашка наверняка включит ее в комиссионные. И верно, скривился, но в карман полез. — В квитанции распишешься? — Конечно. Давай… Расстались все, довольные друг другом. * * * Аня начала пытать Эреша еще в машине. — Объясни, что такое ссашшаресс? — Не знаю, как это у вас называется… — И не надо. Как он получается? — Когда человек или аршасс обладает силой… — И? — Он умирает. Сила покидает его, тяжело покидает, он же носит ее внутри себя, а впитывать всегда легче, чем отдавать. Иногда люди творят ссашшаресса. — Не аршассы? — Нет. Почти никогда. Силу надо или принять, или рассеять, или… вот так. Это если есть какая-то цель… Аня кивнула. Кажется, кое-что она поняла…. — А ссашшаресс только темный? — Какая цель, такой ссашшаресс. — Хотела бы защитить — был бы светлый? — Она… это была она?: — Да, — Аня быстро пересказала про Мефодьевну. Эреш задумался, кивнул. — Наверное, она хотела не защищать, а мстить. Вот так оно и вышло. — Угум… а что теперь с ней делать? — С ней? — Ну… это ее душа в кристалле? Эреш захохотал так, что у «коровки» чуть глушитель не отвалился. Аня дернулась, чудом не снеся бордюр, притормозила и укоризненно поглядела на Эреша. — Сдурел? — Да нет… смешно! Ань, какая душа! Та уже давно уползла в круг перерождений. — Куда? — После смерти мы все глядим в глаза Великого Змея. И если не посрамим его, он позволяет нам отправиться на новое рождение, Чтобы мы могли развиваться дальше. — А если недостойны? — Окаменеем и останемся стоять, пока не поймем, в чем были неправы. Напоминанием о позоре. Хм-м… Такая версия Ане нравилась однозначно больше адских мук. Но это потом. А сейчас… — А что тогда осталось? — Сила и воля. Самое заветное желание — охранять ее дом, плюс немалая сила, вложенная в последний приказ. А как охранять… Аня сообразила и кивнула. Четкость формулировок — наше все. А жаль, что так получилось. Лучше б эта Мефодьевна так какой-нибудь сквер сберегла бы. А то деревья каждый день вырубают сотнями, они б их сажали так же… — И что теперь? — Да ничего. Силу я собрал, а вот что делать с волей… охранника сделаю.