– Но капитаном стать хочешь. – Кто ж откажется, ваше… – Рид. В походе я Рид. Мальчишка уверенно покачал головой. Подбородок выдвинулся вперед – упрямый. – Мне, ваше сиятельство, не по возрасту неуважение проявлять. Даже так? Ну-ну, посмотрим… – Ладно. Тогда завтра, на рассвете, приходи. Потренируемся. Посмотрю на тебя в деле. – Обязательно, ваше сиятельство. – Понимая, что аудиенция окончена, мальчишка вскочил с лапника, отдал честь и отправился обратно в темноту. – Как он тебе? Стивен спрашивал с интересом. Ему было любопытно, что скажет бывший воспитанник. Рид улыбнулся. – А что? Хороший парень, далеко пойти может. А чтобы не скушали, я позабочусь. – Спасибо… – За что, дядюшка Стив? О себе же забочусь! С хорошим капитаном гвардии у меня забот втрое меньше будет. Душевный разговор с приятным собеседником, вкусный ужин и хорошее вино немного разогнали тоску в груди Рида. Но… И что ж так давит-то? Что ж так цепляет! Надо написать в Аланею и отправить завтра, благо голубей с собой взяли. Пусть тоже напишут, все ли у них в порядке. В Равеле Рид это письмо и получит, а там и до границы недалеко… Интересно, как там его невеста? Шарлиз Ролейнская, внебрачная дочь его величества. Самдия Шарлиз искренне считала себя самой-самой лучшей девушкой на свете и имела для этого все основания. Внешность? Безусловно! Роскошные светлые волосы пышными прядями падают почти до талии. Громадные карие глаза, великолепное личико и точеная фигурка. Разве мало? Нет такого мужчины, который не побывал у ее ног. А некоторые и между, но это дело другое, об этом помолчим… Титул? Пусть и незаконная, но дочь короля. И Ролейнская. Есть титул, а что поместья нет, так ей пожалован доход от одного из королевских. И ей хватает. Ум? В нем Шарлиз и не сомневалась. Как и в отточенном на множестве придворных интрижек коварстве. Что еще надо? Да ничего! Достойного мужа вот… Отец нашел ей такового, и Шарлиз ехала к супругу, собираясь осчастливить его своим присутствием. Будет она маркизой Торнейской, неплохо для бастарда. Но и на солнце бывают пятна. У Шарлиз оно тоже было, крохотное такое… Шарлиз не могла плавать на кораблях. Вообще. Никак и никогда, хоть ты корабль золотом обшей от носа до кормы. Стоило ей почувствовать под собой не почву, а зыбкое содрогание деревянной палубы, как ее начинало стремительно и неудержимо рвать. Потом она задыхалась, падала в обморок, и если ее успевали унести с корабля, то все было неплохо. Если же нет… Всякое бывает в жизни, в том числе и такое. Его величество Самдий, который все же любил свою дочь, пару раз попробовал приучить ее к кораблям, но – бесполезно. И махнул рукой. Девочке по морю и не плавать. И мужа найдем на суше. Только вот как ее к жениху доставить? Море отменялось, таким путем Шарлиз не к жениху доставлять придется, а в сумасшедший дом. Суша? Да, разве что так. По суше до Интары, а потом вниз по Интаре. Как ни странно, речные суда не вызывали у Шарлиз такой же истерики[7]. Так что его величество принял решение. И вот уже третий день речная галера с Шарлиз Ролейнской сплавлялась вниз по Интаре[8]. Рид хотел перехватить галеру с невестой там, где она должна будет опять перебраться на сушу, то есть в Равеле или даже немного пониже, не на реке ведь ее ловить… Шарлиз, разумеется, об этом не знала и продолжала наслаждаться поездкой. Три галеры, каждая длиной метров по тридцать, одна с принцессой, две с сопровождением, небольшой отряд, двигающийся по берегу, мало ли что… Всего в посольстве было около сотни человек, не считая обслуги. Сама невеста, десяток сопровождающих ее дам и десяток придворных, два дипломата, остальное – охрана. Гвардейцы Саларина. Ах, какие мужчины! Шарлиз облизывалась, словно кошка на сметану, но мать отлично знала родное чадушко и подобрала ей не фрейлин, а настоящих церберов. Куда уж там уйти из-под надзора! Шарлиз понимала, что это к лучшему, что не стоит крутить интрижки незадолго до знакомства с женихом, что надо блюсти себя… хотя бы пока. Понимала. Но хотелось до ужаса. Хотелось ощутить горячие мужские руки на своем теле, накрывающего ее своим телом сильного мужчину, двигаться с ним в такт, стонать от наслаждения – и ловить губами ответный стон… Судьба, видимо, уловила просьбу Шарлиз и решила выполнить ее. Как и обычно – по-своему. Мало ли – сорок тысяч степняков на дороге? Или много? Для отряда Шарлиз этого с лихвой хватило. Так вот и меняется жизнь… Ты возлежишь в кресле на палубе, вокруг тебя суетятся слуги, ты обсуждаешь с фрейлинами что-то очень важное, вроде ткани для нового наряда, а потом… Потом начинается УЖАС. Галера резко останавливается так, что люди летят головами вперед, за борт. Вообще, она наткнулась на цепь, которой степняки перегородили русло реки, но Шарлиз в этом не разбиралась. Она просто вскочила – и тут же полетела навзничь. Еще и порадовалась, что так повезло. На палубу, да, ободрав ладони и, кажется, колени, но не в воду же? Там бы она точно потонула в своем пышном платье. С берега летят стрелы, небо темнеет, отовсюду слышны крики и хрипы, и ты беспомощно молишь Брата и Сестру спасти, защитить и смилостивиться, но услышат ли они? Шум стоит такой, что ты и крика своего не слышишь… Ты прячешься под стол, под кресло, прижимаешься к крашеным доскам палубы и молишься, чтобы все обошлось. И смотришь, как рядом раскинулась твоя фрейлина, которую ты знаешь вот уже несколько лет. Графиня Менар, мамина знакомая, которая ехала в другую страну с мыслью найти себе мужа… Сейчас графиня лежала на палубе, и из ее груди торчала короткая черноперая стрела. И самым страшным для Шарлиз было то, что стрела двигалась в такт дыханию графини. Сначала двигалась, а потом перестала. Шарлиз рада была бы потерять сознание, но настолько небеса не смилостивились над ней. Увы… Описать бой она тоже не смогла бы. Просто в какой-то момент на палубе появились степняки. Откуда? С небес? Или из-под воды? Они убивали всех на своем пути, не щадя матросов, те сражались, но силы были неравны, слишком неравны. И падали защитники Шарлиз, и лилась кровь по палубе, звенели клинки и стонали умирающие. Беглецов добивали стрелами. А потом под стол заглянула плоская узкоглазая харя в шапке, отороченной лисьим мехом, и потянула к Шарлиз руку. А на пальцах у степняка была кровь, и на палубе кровь… Беспамятство показалось Шарлиз благословением. * * *