«Сын! Ваша мать умерла, и требуется Ваше присутствие на похоронах. Прошу Вас приехать незамедлительно. Лорд Ройл». Пальцы сжались в кулаки, сминая хрупкий листок. Мразь. Своего отчима я ненавидел всегда. Кажется, я уже родился с этой ненавистью. Или она появилась чуть позднее… Не знаю, с чего так. Вроде бы отец считал его своим другом, названым братом, а мне лорд Эдвин Ройл был противен. Неприятны были его темные, навыкате глаза, его мясистые красные губы, прячущиеся в окладистой бороде, его толстые пальцы, постоянно шевелящиеся, похожие на жирных червей… Я первый пустил в ход прозвище «лорд Рыло», и оно прилипло хуже дерьма к подошве. Тогда это были детские проказы. Потом было хуже. Мне было десять лет, когда погиб отец. Погиб странно и нелепо. Случайный выстрел на охоте – и стрела спутала отца с оленем. Или стрелок? Я жизнь готов был поставить на второе, но найти негодяя не удалось. Никто не признался, а стрела оказалась не помеченной. Твари! Я был провозглашен лордом Торвальд-холла, а мать надела траур. Она словно потухла тогда. Всегда веселая, живая, искристая, теперь она напоминала Снежную королеву. Каштановые волосы поседели за одну ночь, голубые глаза запали, она сильно осунулась… И все равно была красавицей. Даже сейчас, во всем черном, – красавицей. И лорд Рыло зачастил к нам. Около года назад умерла его жена, и слуги шептались, что он забил ее до смерти, а сейчас положил глаз на маму. Я это понял сразу. Но что я мог сделать? Беда была в другом. Его назначили моим опекуном до совершеннолетия, а наступало оно в семнадцать лет. Семь лет мы должны были терпеть его, его визиты, взгляды, речи, всячески ублажать его, повиноваться и… НЕНАВИЖУ!!! Впрочем, я готов был простить ему многое – за маму. В ее присутствии он становился совсем другим. Он шутил, пусть неловко и неуклюже, читал ей стихи, приносил цветы, сладости, украшения… Мама чуть оживлялась в его присутствии – и одно это стоило моих стиснутых зубов. Прошел год – и она перестала носить только черное и даже стала иногда улыбаться. Потом еще год – и она начала смеяться, и голос ее звенел иногда почти как прежде. А потом лорд Рыло сделал ей предложение. Мама тогда пришла ко мне ночью. – Сынок, нам надо поговорить. Я пожал плечами. Пусть я ребенок, но я еще и лорд Торвальд, а потому отец воспитывал и учил меня с детства. – Ты хочешь сказать, что выходишь замуж за лорда Рыло? Мама вздохнула. Опустила голову. – Ты не любишь его. – Нет. А ты? – Этот вопрос требовал серьезного прояснения. – А мне иногда кажется, что я могла бы… рядом с ним не быть счастливой, но и не быть такой несчастной. – По сравнению с отцом он… – Не надо, Колли. – Колли. Так меня называла только мама – и только наедине. Это было нашей тайной даже от отца. – Лорда Ройла действительно нельзя даже отдаленно сравнить с твоим отцом. Но… – Но ты еще молода. И хочешь попробовать стать счастливой. – В кого ты у меня такой умный? – Я и сам порой задаюсь этим вопросом, – поддразнил я маму. – Я не стану возражать. – Да? – Я хочу видеть тебя счастливой. Мама подарила мне поцелуй. Крепко обняла, мы посидели в темноте и тишине… – Ты у меня замечательный, малыш. И так похож на отца… Она всхлипнула и ушла. Свадьба была пышной. Мать старалась улыбаться, лорд Рыло выглядел откровенно довольным, гости пили и орали тосты за здоровье молодых и потомство… Я молчал и наблюдал. Все ведь хорошо, так? Разве не так? «Не так» проявилось вскоре после свадьбы. Лорд Рыло был бесплоден – так шептались окружающие. У него было уже две жены – и ни одна не подарила ему наследника. Не смогла и мама, хотя очень старалась. Я знал. Лорд поднимался в ее спальню каждую ночь – и оттуда неслись стоны. Сначала – удовольствия. Потом они все чаще становились болезненными, но вмешаться я не мог. Из замка удалялись старые верные слуги, в нем становилось все больше людей лорда Рыло, роптали гвардейцы, а я ничего не мог сделать. Он – опекун. И ведь дела он вел хорошо. Не воровал – я мог это проверить. Но и… Убивайте меня – лорд Рыло был с гнильцой. Мать опять стала печальной, под ее голубыми глазами темнели черные круги, а на запястьях, которые она прятала под длинными рукавами, появились синяки. Лорд Рыло винил ее в том, что она не могла понести ребенка, – приводил в пример меня и все чаще смотрел очень нехорошим взглядом. Словно примериваясь поверх арбалета. Мама опять пришла ко мне ночью, когда лорд Рыло напился и уснул. И на ее лице был уродливый синяк. – Он? Убью! Я рванулся вскочить. Да, мне всего тринадцать лет – ладно, почти тринадцать! – но я знаю, куда бить. И рука у меня не дрогнет – полоснуть гада по сонной артерии, чтобы он захлебнулся своей помойной кровью! Мама схватила меня за руку. – Сядь, Колли. И я повиновался. Что-то страшное было в ее голосе. – Нам надо серьезно поговорить. – Слушаю. Я до боли сжал одеяло в кулаках. Спокойствие, Колин, спокойствие. Ты уже взрослый, тебе не пристало орать, как сопливой девчонке. – Ко мне сегодня пришла женщина. – И? – Это… его женщина. Я не сразу понял, но потом вспыхнул гневом. – Ты… и он сейчас… – Нет. Выслушай до конца. – Мама смотрела грустно и твердо. – Он спал с ней, когда ухаживал за мной, но потом бросил, выкинул, как дешевую вещь. И она в обиде на лорда. Сейчас у нее все хорошо, она выходит замуж и уезжает отсюда. – Они больше… – Не встречались. Но она была служанкой в его замке. Постельной служанкой… Я кивнул. Об этом я тоже знал. Личная служанка лорда, которая следит за его постелью, а если он пожелает… Почему-то всегда постель ему застилали очень молодые и хорошенькие девушки. – Что она рассказала? Вместо ответа мама выложила на одеяло стрелу. Простую такую… арбалетную, с белым оперением, знакомую до мельчайших деталей… только на той оперение было красным от крови. Минуту я молчал, потом поднял глаза на маму. – Я убью его. – И я не стану возражать, – мама усмехнулась холодно и жестко. – Но не сейчас. – Почему? – Потому что доказать ничего не удастся. И ты умрешь вслед за ним. Я на миг задумался. Законодательству меня учили намного меньше, ведь лорд и есть закон на своей земле. Но сначала земля должна быть, ее надо охранять и получать доход. Право я только начинал изучать. – Но стрела… – Служанка захотела оклеветать господина – и только.