– Валежный, считай, полстраны контролирует? – Да. Но мы сейчас в другой половине. – И добираться нам до него еще прилично, – Яна смотрела дороги. – Может, по реке? – Не в эту пору. Где половодье, где лед еще не сойдет. Весной по реке путешествовать плохо. Яна вздохнула. – Тогда… вот так? – Да. Через Хормельскую волость проще всего. Но охрану придется еще нанять. Человек хотя бы двадцать. – У вас и так два десятка есть? – Так ведь волость… Яна подняла брови, требуя разъяснений. Купец подчинился. Ее величество уже объяснила, что мать и отец считали некоторые вещи… не слишком подходящими для ушей юных благородных девушек. И старались оградить их от правды жизни. Доограждались. Поэтому Яна просто не в курсе некоторых ситуаций. Хорошо хоть про секс узнала, а то родители все об аисте, да о капусте… поверил ли купец? Во всяком случае, это было логично. Про стерву Аделину и подкаблучника Петера в народе байки рассказывали. – Хормельская волость, – вздохнул купец. – Место-то хорошее, да вот… Яна внимательно слушала его рассказ. И думала, что ситуации повторяются из раза в раз. Считается, что город Хормель – один из первых городов Русины. Первая его столица, Звенигород уже потом построили. И хормельцы на этом основании считали себя первыми, лучшими, требовали себе больше прав и свобод… императоры такого юмора совершенно не понимали. А агенты Борхума, который как раз был географически близок, этим отлично пользовались. Развлекались на чем свет стоит, убеждали, деньги платили, императоры это дело попросту проморгали. Не заметили семян национализма. Но хормельцы стали поговаривать, что хорошо бы им отделиться от Русины, да основать Великий Хормель! А чего?! Ух! Яна вспомнила кадр из старого фильма. Там, где «Иван Васильевич меняет профессию». Когда Федьке прилетело сначала медальоном, потом шапкой, он себя оглядывает – и ух! Приосанивается! Красава! Почти царь! И совершенно не понимает, что не шапка царя делает. Вот и тут… Хормельцы не понимали, что сама по себе большая область и плодородная земля им ничего не дадут. Веник-то силен в связке. А если ее разорвать, да по прутику рассыпать… Кто там будет Хормель поддерживать? Да никто! Он нужен, чтобы отвлекать Русину, ослаблять Русину, тянуть с него деньги… Независимость? Ню-ню. Все равно сожрут, сколько б и кто там не кричал. Не одни, так другие. Вопрос только, сразу или постепенно. Если правитель будет умный, то постепенно. Если дурак, то практически сразу – для исторических процессов. Лет за двадцать-тридцать. Можно бы через Хормельскую волость в Борхум. Можно? Нельзя. В том-то и дело, что Борхум воюет с Русиной. И на границе там сейчас весело. Не пропустят. Никого. А еще, если они едут в Сарск, они задевают только краешек Хормельской волости. Небольшой такой. Ну и по границе передвигаются. А если ее пересекать… Тут Федор Михайлович даже затруднялся сказать, какой отряд нужен. Незаметно они не пройдут, не с четырьмя детьми (даже если Потап настаивает, что взрослый). А чем больше отряд, тем больше будет желающих его пощипать. Нет, не стоит нарываться. – Значит, Сарск. А потом в Герцогства. – Да, тора. Яна только вздохнула, водя пальцем по карте. Да, национализм. Во времена оны, они с Сережей были в Крыму. Там на националиста и наткнулись. Узнав, что они русские, дурачок начал качать права, заломил им цену втрое… Сережа хотел полезть в драку. Яна задала только два вопроса. – Киев – мать городов русских? – Да, – ухнул с головой в волчью яму бедный националист. – Достойно ли матери так вести себя с детьми? Даже если дети – балбесы. Бедняга как рот раскрыл, так и стоял молча. А что тут скажешь? Верно все. Если ты старший, если ты себя таковым считаешь, разве подобает тебе такое поведение? Яна и сама ушла, и Сергея утащила, а торговец так и стоял. К нему в голову заглянула мысль. Бывает… На следующий день Яна получила у него пятидесятипроцентную скидку. Видимо, националист был не клинический. А вообще, мерзкое это… качество? Да вроде как не уродство, не заячья губа, ладно – мерзкое состояние души. Что-то вроде последней стадии сифилиса, когда уже и нос отвалился, и всем это видно. Из Яны отец это быстро вытряхнул, еще в молодости, популярно объяснив, что порядочность – понятие интернациональное. А если перед тобой хороший человек, какая разница, на каком языке он говорит, какого цвета у него кожа, где он живет… Но некоторые упорно определяют порядочность по территориальному признаку. Забавные. – Федор Михайлович, когда мы поедем? – Думаю, недели через две. Как раз обстановка немного прояснится – и вперед. Яна подумала пару минут. – Отлично. А заказ можно сделать? – Какой, тора? – Пару револьверов. И штук пятьсот патронов. – Конечно, тора. А вы… Яна пожала плечами. – А я буду отстреливаться до последнего. Врага. Поэтому надо, чтобы патронов хватило. А вот что она собирается вооружить Топыча и Гошку, она никому не скажет. И мальчишкам говорить запретит. Даже Мишке и Машке. Это не вундервафля, но в нужный момент тоже может сработать. А серьезное отношение к оружию Яна детям уже прививает. Даже привила. Ножички, знаете ли… Смертельно не порежешься, но с оружием обращаться научишься. Неохота делать ребенка убийцей, но убитым его увидеть не хочется еще больше. Яна твердо знала, что она может дать сыну. Умение защищать себя. И отсюда – выжить в любой ситуации. Так, как выжила она. Так, как не смогла бы выжить Анна. Пятьсот патронов? Да! И пусть враги закончатся быстрее! * * * Была в бочке меда и ложка дегтя. А именно… – Тора Яна! Мое почтение! Михаил Федорович Меньшиков. Болезненный и избалованный недоросль аж двадцати шести лет от роду. Яна смотрела, и думала, что почтенный купец не иначе, как был крепко орогачен супругой. А иначе как у него могло на свет появиться ЭТО? Они даже рядом не смотрелись, как родственники! Вот Марфу Яна помнила, кровь с молоком, крепкая здоровая баба, сбитая такая, есть за что подержаться. Бедром заденет – на три метра улетишь. А это?! Стоит, понимаете ли, дрыщ! Вот не было у Яны иного слова! Не было! Здоровущий, высокий, на полторы головы выше девушки, молодой человек походил на журавля. Ноги длинные и тонкие. Попа массивная, почти бабская, на груди «киль» выдается, как у той птицы, а головка маленькая. Зато нос вдохновенный. Таким и Буратино не побрезговал бы. Добавляем жидкие каштановые волосы, голубые глаза (копию отцовских, но мало ли у кого голубые глаза?), манеру по-идиотски улыбаться и наклонять голову – и портрет готов. А, еще домашняя одежда молодого человека из приличной семьи. Яна такое впервые видела. Жом Тигр, кстати, либо надевал длинные брюки и мягкие домашние туфли, либо сапоги и бриджи, которые шикарно смотрелись на его ногах. Надо отдать освобожденцу должное – ноги у него были пропорциональные. Не короткие, не кривые, а очень даже… и не только ноги.