Ну да. Стираются знания и память. А вот остальное… Подлец останется подлецом, лжец – лжецом, игрок – игроком. Это прошито в другой части разума, не в памяти. Страшные мысли уйдут, а вот все остальное останется и выстрелит. Рано или поздно. Скорее, рано. – Думайте, ребята. Я приму любое решение, хотя мне не нравится ни одно. Мальчишкам, похоже, – тоже. И я их отлично понимала. Как примирить между собой совесть и желание откосить – такая дилемма, по-моему, ставится только в классических романах. А я их читала очень давно и уже ничего не помню. Своим умом придется доходить, не авторским. * * * Петя пришел вечером. Я похлопала рукой по кровати, и мальчишка послушно влез на одеяло. Растянулся рядом… какой же он уже взрослый становится. Скоро выше меня будет… – Маш… это плохо, что я не люблю Аринку? Я пожала плечами. – Хорошо, плохо… обыкновенно. – Она моя сестра, а я на нее очень злюсь. Мы из-за нее чуть не умерли. Все, и мы, и ты… – Она этого наверняка не хотела. – Я понимаю. Она не злая, нет… она просто как мать, – Петя говорил серьезно, впервые осознавая печальную истину. – Сделает, но не со зла, подставит, подгадит и даже не поймет, что она не так сделала. Я вздохнула. Ну да, когда я впервые увидела Арину, мне хотелось ей оплеух надавать. Ладно, Ванька ломался на всех работах, чтобы хоть какой грош в дом принести. А мамаша? Аринка? Вот что им стоило и дом отскрести, и обед приготовить, и с тем же Петей, который мог без ноги остаться… меня ждали? Направляющего пенделя не хватало? Видимо, так… Получили и обиделись. Не понимаю я некоторых людей, просто не понимаю. Кто-то поднимает задницу и идет работать. Кто-то опускает ее на скамейку и принимается ныть. И, естественно, в жизни нытика ничего не меняется. А виноват в этом тот, кто работает, у него-то все замечательно… Об этом я и сказала Пете. Брат засопел и прижался ко мне. Лежащий с другого бока Нил ревниво шикнул во сне и тут же ткнулся мне под мышку, устраиваясь поудобнее. Я понимаю, не стоит приучать детей спать в моей кровати, но что тут поделаешь? Я их просто не могу выгнать. – И я боюсь, она такой же и останется. – Петя тер лоб. – Я не хочу ее домой, потому что боюсь. Я за тебя боюсь, я за себя боюсь, за Ваньку, за всех нас… – А если не… – Как ты говоришь? Господу нашему Иисусу Христу от того, что его не со зла гвоздями прибивали, а по работе, легче не было? Я вздохнула. Ну да. Для палача это работа, а человеку-то все равно больно. Результат-то один. – Петя, что ты от меня хочешь? – Я не хочу, чтобы Арина жила с нами. Я вздохнула и потрепала его по вихрам. – Посмотрим, братик. Посмотрим… Петя ненадолго прижух у меня под мышкой. А потом… – Маша, а можно я у тебя тут останусь? Хотя бы на сегодня? – Ты себя плохо чувствуешь? – Нет. Просто мне страшно. А у тебя тут… спокойно. Я вздохнула. – Возьми еще одно одеяло, чтобы не пихаться, – и приходи. На этой кровати мы и вшестером уместимся, не то что втроем. Андрюшка пока спал в люльке, но чует мое сердце, полезет и он ко мне на кровать. Только еще немного подрастет – и полезет. * * * – Машенька, вы чудесно выглядите. Я улыбнулась в ответ на комплимент и чуть присела в реверансе. Выглядела я действительно хорошо. Платье оттенка голубиного крыла, аккуратная шляпка с вуалью, перчатки, ботиночки – все подобрано в тон. Чудесный оттенок-то сине-серого, графитовый такой, я в эту ткань просто влюбилась, когда увидела. А отделка кружевом вообще прелесть… Я себе нравилась и знала, что красива. Замечательно выглядели и все остальные. Ваня, Петя, дети… двое старших в выходных костюмах, двое младших – в матросках и коротеньких штанишках. Сегодня мы собирались в парк. Траур? А кто сказал, что мне нельзя гулять с детьми в парке? Этого даже траур не запрещает. Благовещенский выглядел вообще великолепно. Темная пиджачная пара, но в сочетании с военной выправкой… если бы мужчины понимали, как их красит осанка! Сразу из самого плюгавого заморыша (а Благовещенский таким не был) получается настоящий светский лев. Осанистый и вальяжный. Благовещенский подхватил меня под руку, Петя взял за руку Нила, Ваня подставил шею под Андрюшку, который вцепился ему в волосы, восторженно визжа, и мы отправились в парк. Пролетка мерно постукивала колесами по брусчатке. Я любовалась столицей и думала, что современная мне Москва, конечно, больше, ярче, красивее, но… Но? Было в ней нечто такое… та Москва жила в бешеном темпе. И, приезжая в Москву, начинаешь двигаться быстрее, думать быстрее, жить… Да, жить в Москве приходится тоже в другом темпе, намного быстрее. И получается это далеко не у всех. У меня не получалось никогда. Да и не хотелось. Разменивать свою жизнь на бешеный бег? Нет уж, увольте. Я хочу и в кафешке посидеть, и на радугу полюбоваться, и по магазинам пройтись, никуда не торопясь. А не бежать-бежать-бежать, ничего не видя перед собой, и в конце обнаружить, что жизнь-то и прошла уже, пробежала, а я ее и не заметила. И еще Москва – это мегаполис. В том мире. Случись что – куда будет нацелен первый удар? То-то и оно. В глуши иногда безопаснее. Работы не найти? А кто пытался? Если искать работу, на которой не надо работать, то такой, конечно, не найти. А если пробовать работать там, где тяжело и трудно, к примеру ту же пасеку завести, или коз держать, или еще что… Сложно? Каторжно сложно, и тяжело, и работать нужно, и учиться, потому как фермерство своей сноровки требует, но отдача будет. Обязательно. Хоть там какая провинция!