Григорий Иванович замешкался на миг, но царевич смотрел холодно и зло, убедить его не представлялось возможным, и боярин выбрал меньшее из зол. – Повелел мне царь-батюшка проводить к тебе в гости государыню-царевну Татьяну. Алексей перевел взгляд на возок, на телеги со всякими разностями… ностальгически вспомнил, как они с Анной и Софьей ездят в Москву – минимум необходимого, чтобы в пути не задерживаться, и кивнул. – Царевна здесь и останется. А ты можешь ехать обратно. Я же еще отпишу батюшке о твоем самоуправстве. – Нет моей вины в наказании за дерзость. – Григорий Иванович держался молодцом. Будь Алексей чуть постарше, мог бы и дрогнуть боярин, но пока… возраст. Однако мальчишка справился на «отлично», Софья могла бы им гордиться. Недаром она цитировала ребенку Уголовный кодекс на тему: «намерение, если оно не осуществилось по не зависящим от преступника обстоятельствам, – это почти что действие, и снисхождения быть не может». Это у Алексея и всплыло. – Есть твоя вина в самодурстве и упрямстве, боярин. Не своей волей тебе Иван дорогу закрывал, а ты прислушаться не захотел. Вот из-за таких, как ты, и гибнут люди православные. Грех на тебе, и большой грех. Если б не случилось рядом меня, попытался бы ты силой свое намерение осуществить, а люди мои тому воспротивились бы, и кровь бы полилась. И это в тяжкое время, когда мы с ляхами воюем… Не хочу я тебя видеть в своем доме, пока не поймешь ты, что пред богом все равны и нет ни казака, ни боярина. Фрол, распорядись тут, чтобы царевна со свитой проехали, а остальные пусть в Москву воротятся. Да проследить направь, чтобы в Дьякове не остановились на ночь. А то больно боярин на руку скор, в его-то года, нет бы на разум… Поехали, Ванюша. Мальчишки проехали мимо казаков, тут же наново скрестивших бердыши, Фрол повернулся к боярину, и как бы ни хотелось Григорию Ивановичу плюнуть на землю и гордо уехать, пришлось ему отделять свою свиту от царевниной, сгружать вещи с повозок… К вечеру, когда все закончилось, он вообще был в самом мрачном настроении. Как-то так получалось, что выходил он кругом не прав. Казак ему ведь слова дурного не сказал, а он лаяться начал. Нет, боярина понять можно, он с дороги, он уставший, он царский ближник, не привыкший к препонам, но… Царя, а не царевича. А ведь следующим на престол должен Алексей Алексеевич сесть. Ой, не забудет он боярину такого промаха, как есть – не забудет. А значит, уезжать никак нельзя, надобно царевича улещивать. Вот только как это сделать, когда внутрь не пускают? Невесело было боярину. Зато в тереме царевны Анны сейчас было весело и интересно. Анне и Софье пришлось выдержать свое сражение. * * * Царевна Татьяна кротостью никогда не отличалась, а уж сейчас, грубо выставленная из Москвы, да после дороги… Сначала она держалась. Когда Алешенька поприветствовал ее и умчался по своим делам. Когда Аннушка, сестрица младшая, вышла гостью встречать, а с ней Софья, племянница… Когда слуги засуетились, устраивая царевну поудобнее и испрашивая, не угодно ли ей чего… Сначала. А вот потом все рухнуло снежным комом. Нечаянно. Царевна выразила желание с дороги кисельку испить – и одна из девушек метнулась на поварню. А кисель-то сразу готов не был, как ни торопи, а время пройдет. Татьяна и так нервничала, а тут еще ждать пришлось, и доброты душевной ей это не прибавило. Принесла девушка киселек, подала, как положено, с поклоном, да то ли недостаточно низко, то ли еще что – топнула царевна ногой. А у девочки рука-то и дрогнула. И киселек, хоть и немного, выплеснулся на богатое платье. И вот тут поднялся лай. Татьяна орала и приказывала выпороть наглую девку, которая попортила ей платье. Девчонка от неожиданности расплакалась. Анна попыталась успокоить сестру, но куда там… Положение выправила Софья, молча показавшая служанке на кувшин с колодезной водой на столе. Та взяла, посмотрела на царевну… Софья вздохнула. Эх, почему ей еще и четырех нет? Сейчас бы окатить истеричку с ног до головы, а потом еще и за косу потаскать, опять же пощечины хорошее средство… Пришлось ограничиться меньшим. И как следует грохнуть кувшин об пол. Получилось громко, душевно так – даром, что глиняный. Все замерли – и Софья воспользовалась паузой. – Девочки – вышли. Анюся, может, тетке валерьянки налить? Татьяна в этот момент напомнила Соне рыбу-сома. Только что усов не хватало, а так все признаки. Щеки толстые, рот открыт и глазами – луп-луп-луп! Девочки удрали быстро и беззвучно – жизнь на улице приучила. Татьяна попыталась что-то сказать, но тут ведь сразу и не поймешь, что ляпнуть надо! – Да ты… – Это не по-хлистиански. Луша не найочно… Получилось картаво и коряво, но Анна поняла и тут же перешла в наступление. – Вот, сестрица, дожили. Дети малые уму-разуму учить будут – и ведь заслуженно. Девочки действительно еще ничего не умеют, их учить надобно, а не розгами сечь за оплошность. Они не по злому умыслу, так уж прости неловкую. Пойдем, я тебя сегодня в своих покоях устрою, а к завтрему и твои комнаты в нужный вид приведут. Не ждали мы тебя, вот и встретить не можем, как подобает. После такого и ругаться было ни к чему – только хамкой себя выставить. Татьяна позволила себя увести, а Софья отправилась искать Лушку. Оплошавшая девочка нашлась внизу, в сенях, где рыдала в полотенце. Еще двое пытались ее успокоить. – Чего сырость развели? В реке воды мало? Сейчас Софья разговаривала, как нормальный человек. Она уже выговаривала все буквы, просто при взрослых старалась не показывать своих талантов. Лушка подняла от полотенца красные глаза. – Не гоните, царевна!!! И бросилась Софье в ноги. Девочка вздрогнула, но осталась на месте. М-да, сложно к такому привыкнуть. В том мире бывало всякое, но в ногах у нее не валялись, а тут это в порядке вещей. Софья вздохнула. – Встань. Не погоню. – Не гневайтесь… Лушка даже не слышала. Софья кивнула двум другим девочкам – Аксинье и Прасковье. – Девочки, поднимите ее. Водруженная на ноги Лушка стояла неровно и пошатывалась, живо напоминая Софье колокольню, которую построили в ее родном городе. Та тоже пошатывалась, поскольку проект делали откровенные халтурщики и с благословения церкви – т.е. денег им не заплатили. – Луша, тебя никто не гонит. Все хорошо. На этот раз дошло, и девочка, уже почти девушка, – пару лет и замуж можно – уставилась на Софью. Чего уж там, девчонки, попавшие из грязи в палаты, дико боялись отсюда вылететь, с ума сходили от страха. Такие шансы два раза не предоставляются. Девчонка утерла сопливый нос рукавом. Софья откровенно поморщилась. – Луша, у тебя носовой платок где? Платок тут же нашелся за рукавом рубахи. – Вот им нос и вытирай. Не крестьянка, чай, царской дочери служишь. – Да, гос-сударыня-царевна… Софья топнула ногой. – Вспоминай! Училась! – Д-да, ва… ше высочество. – Вот. За проступок – наказание. Будешь седьмицу на стол подавать бессменно. Мало ли кто приедет – что ж, у тебя при всех руки так дрожать будут? – Слушаюсь, ваше высочество. – И сегодня еще три страницы из Псалтыря прочтешь. Вот это наказание было посерьезнее. Не спать девчонке до полуночи, а то и больше, но жалости Софья не испытывала. Наказание соответствует проступку – это раз, учиться надо всегда – это два, она и так счастлива, что не выгоняют, – это три. – Да умойся поди. Час тебе отдыха, чтобы себя в порядок привела. Девочки, помогите ей. Софья отпустила всех троих взмахом тонкой руки и развернулась обратно, к царевне Анне. И вот там-то узнала про сегодняшний подвиг Алексея. Четыре человека – две царевны, царевич и его дружок, частенько теперь собирались по вечерам, разговаривали, обсуждали… здесь Софья могла почти не таиться. Почти. Иван Морозов все-таки оставался не то чтобы черным ящиком, но если за себя, Алексея и Анну Софья была спокойна, то Иван мог еще расколоться. Или просто по-детски разболтать то, что ему доверено. Хотя шила в мешке не утаишь и в определенной степени рисковать приходилось. Увы… Но сейчас… Сейчас Софья была безумно горда собой. Это ж надо так воспитать, что за несколько месяцев у ребенка зубки прорезались? Более того, он кусаться начал! Хотя раньше наверняка и головы бы не поднял – скушал бы любой боярский наезд и только понурился. А тут! – Лешенька, ты гений! Я тебя обожаю!!! Софья принялась активно захваливать братца, подключилась царевна Анна, Иван тоже вставил свои пять копеек, за что получил прочувствованный поцелуй в щеку от старшей царевны – мол, умничка, с такими друзьями и враги не страшны, сама Софья в это время тискала брата, хотя тот и отмахивался. Но отмахивался-то он, отмахивался, а приятно ему было, определенно. Во имя принципов дедушки Дурова – хвалите вашего воспитанника, и почаще. Еще ни одно животное не было воспитано палкой. Так что вся четверка была довольна. А чуть позже вечером осталось всего три человека. Анна, Алексей, Софья. И теперь разговор пошел уже иначе. – Как вы думаете, боярин утрется – или?.. У Софьи было слишком мало данных для анализа, у Алексея – тоже, поэтому две пары глаз обратились на Анну. Царевна задумалась… – Либо он поедет братцу жаловаться. – Дети кивнули, давая понять, что братец ясен, уточнять не надо. – Либо обиду проглотит, поймет, что не прав был, и кланяться придет.