Гениальный ученый. Безумно опасный человек. Когда Иридину швырнули на грязный пол в какой-то камере, она испуганно съежилась в комочек и обхватила колени руками. Но дверь захлопнулась за ее мучителями. — Ты в порядке? Не ранена? — Сильные руки приподняли девушку с колен, чуть встряхнули, заставили распрямиться. — Синяки, царапины. Ничего страшного. Жить будешь. Иридина подняла глаза на свою собеседницу. Та самая женщина-военный, которая стреляла в Сарна. Только теперь она была обнажена. Рана была наспех перевязана окровавленными бинтами. Женщина чуть кривилась, когда двигала поврежденным плечом, но больше ничем не выдавала своего состояния. — Сядь. Нам здесь еще долго находиться, — просто сказала женщина, подталкивая мисс Видрасё к одной из двух откидных коек в крохотной камере. Кроме коек здесь еще было отверстие утилизатора неподалеку от двери. И все. Иридина послушно опустилась на койку. И разрыдалась, обхватив себя руками. Калерия даже и не думала ей мешать. Пусть наревется. Тем более что у нее не было ни успокоительных, ни антидепрессантов. Было только одно народное средство от женской истерики. Проверенное веками и мужчинами. Но… Лере очень не хотелось бить по лицу несчастную девчонку, только что пережившую крушение всего своего мира. Хотя… а кому повредила пара оплеух? Но Лера таки сдержалась. Улеглась на свою койку — и стала смотреть в потолок. Плечо болело. И лучшим способом забыть о боли была медитация. Поочередное расслабление групп мышц, равномерное дыхание, отрешение от своего тела… Наконец Иридина выплакалась и обратила внимание на свою нечаянную соседку. — Ты… вы кто? «Ишь ты, какие мы вежливые, — усмехнулась про себя Калерия. — Уже и „вы“ появилось. Побудет в лапках у Сарна еще недельку — вообще на человека станет похожа». — Калерия Вайндграсс, капитан космической пехоты, — просто представилась женщина. Судя по лицу Иридины, ей это ни о чем не говорило. — А я… — Я знаю. Иридина Видрасё, дочь сенатора Карлайла Видрасё, гражданка НОПАШ. Не повезло. — Отец меня обязательно выкупит! Калерия пожала плечами. Боль опять прострелила рану, и женщина чуть скривила губы. — Ты уверена? — Отец за меня ничего не пожалеет! — Если Сарн возьмет деньги. А может и не взять. Он явно на тебя глаз положил. Иридину затрясло. Девушке стало не просто страшно — жутко. Как в кошмаре, когда хочешь проснуться, но это никак не удается… и остается только умирать. Она вспоминала страшные глаза пирата, нож в его руках, его подручных и как они ее… Нет, пираты не были самоубийцами. Иридину просто грубо потискали. Но для выросшей в полном покое и безнаказанности девушки это оказалось страшным потрясением. — Ты хочешь сказать, что он… что я… что он меня… Калерия вздохнула. Потом поднялась с лежанки и пересела к Иридине. Неловко приобняла подругу по несчастью за плечи. — Мы в одинаковом положении, девочка. Только за меня платить выкуп некому. А что с нами сделает этот ублюдок — одному богу известно. Калерия не хотела пугать девушку. Да — известно только одному богу. Но и среди военных ходили слухи. И записи. И легче от этого женщине не делалось. Тем более что Сарн собирался «поиграть» с ней. То есть та же смерть. Только более медленная и мучительная. «Прости, папа… я так и не стала генералом. И даже генеральшей…» Дверь камеры открылась, и внутрь впихнули третью девушку. Симпатичная темноволосая кхонка оглядела присутствующих — и поклонилась. — Дамы, рада знакомству. Иридина даже не обратила на нее внимания, свернувшись клубочком на койке. Калерия фыркнула — и повертела пальцем у виска. — Нашла где церемонии разводить! Кхонка улыбнулась, потом осторожно подошла и присела на краешек неудобного лежбища рядом с Калерией. — Неплохая была попытка. Жаль, не удалась. На амере она говорила как на своем родном. Иридина в уголке всхлипнула. — Надо было лучше целиться. — Да, — согласилась кхонка. И вдруг сделала быстрый жест рукой. Калерия едва не полетела с койки. А кхонка пристально поглядела ей в глаза — и опять повторила его. О черт! Этот жест она знала от своего знакомого. Буква Z, начертанная в воздухе, означала «Свой. Работаю под прикрытием». Но… улыбка, играющая на губах кхонки, расставила все по своим местам. — Ты… — Да. Кхонка защебетала что-то о своей работе и о том, как расстроится ее жених Ли Лаори… а рука ее постепенно опускалась на ладонь Калерии. Опустилась. И начала рисовать на ней буквы. Так, чтобы не увидела ни одна камера. Калерия с трудом — сказывалось отсутствие практики — расшифровывала ее сообщение. — Своя. Тайса Ли. Инженер-электронщик. Камеры. Помощь… — Какая? — Не утерпев, Калерия нарисовала ей свой вопрос. — Пока никакой. Надеюсь выбраться. Держи уши открытыми. — Буду. Дина? — Третья? — Да. — Нет. Слаба. Глупа. Беспомощна. Я ей не доверюсь. Пока… И все это под непрекращающийся щебет о стажировке на Кхон-Тао и подаренных родителями каникулах в НОПАШ. — Что планируешь? — По обстоятельствам. Если не выкупят… — Тогда?.. Меня не выкупят. — Убить Сарна. Взорвать его базу. — Крупно. — Поможешь? — Шкуру отдам. — Сарн ее и так возьмет. Калерия не сдержала улыбки. Кхонка… то есть Тайса отличалась завидным спокойствием и хладнокровием. А, что бы она ни задумала… Про себя Калерия знала точно. Ее не отдадут за выкуп. Сарн просто мучительно и медленно убьет ее. Но если есть шанс… А если она подсадная? Нет, вряд ли… Лера видела ее на корабле. Да и что — есть выбор?! Полковника Рико Эстевиса очень любили солдаты. И очень не любили генералы. И в общем было за что. За неумение прогибаться перед начальством. За краткие и емкие характеристики прямо в глаза. За привычку называть дурака дураком. За то, что полковник никогда и никому не позволял посылать своих людей в бесполезную и глупую бойню. А если с кем-то из его солдат случалось что-то нехорошее, он мог пробить лбом любые двери. И пробивал. За это же его очень любили все младшие чины. А солдаты вообще души не чаяли и втихаря называли Папашей Рико. За это же его безумно не любили чиновники от армии. Но и сделать ничего не могли. Рико Эстевис был героем. Даже более того — Героем. Двадцать лет назад была война с булажонцами — расой разумных приматов. Они также вышли в космос. Также осваивали планеты. Но их главным императивом было «Мое — мое. И твое — тоже мое». И вот эта армада на боевых кораблях решила начать атаку с пограничной планеты, носящей старое название Брест. Дальнейшее только подтвердило не менее старую поговорку «Имя определяет судьбу». На Бресте жили всего-то три миллиона колонистов. Укреплений построить еще не успели. Булажонцам противостояли сотня истребителей, два крейсера и один эсминец. Ах да… Еще два транспортника. Шикарное войско против сотни линкоров, порядка пятисот крейсеров и сотни эсминцев? И это еще не считая истребителей и мелких суденышек. Три миллиона колонистов? С женщинами, детьми, стариками… Пятьдесят тысяч солдат, большинство из которых даже не были в настоящем бою. И против них — почти миллион булажонцев. Проверенных. Обкатанных. Спаянных кровью и боем.