Горничные похлопали глазками, но руки для осмотра предъявили. Ручки были в полном порядке. То бишь ни одной трудовой мозоли. И это почему-то разозлило женщину. Их взяли для наведения порядка. Как мило! То есть, в современных терминах, девчонки живут на всем готовом, пьют-едят за ее счет и ни фига не делают? Аля хорошо помнила, сколько им приходилось прилагать усилий, чтобы наводить порядок в медкабинетах. Руки и у нее, и у мамы были красные, суставы опухали, кожа шелушилась и шершавилась… А тут? Даже грязь не отмылась. Хотя если стираешь, моешь полы, готовишь… ш-ш-ш-ш-и-и-и-и-и! Аля сверкнула глазами. – Значит, так. Завтрака сегодня не будет. Мэри и Илона берут все белье, которое вчера наснимали, и топают его стирать. Качественно стирать. Увижу разводы – тоже плетей отхватите. Сара, остаешься на кухне помогать Марте. Готовите пожрать человек на двадцать. Кашу с мясом. Жан, Питер, Клаус – за мной. Лиля начала с библиотеки. Первым делом были сняты все портьеры. Передвинута мебель – так, чтобы женщине было удобнее. Слуги лично сметали здоровущими тряпками всю пыль и грязь. Жан влез на жуткое сооружение, именуемое лестницей (а то ж, потолки под пять метров!!!), и нещадно разорял гнезда пауков. Аля наблюдала за всем этим, шаря по ящикам стола, и командовала. А если кто думает, что строить троих здоровущих мужиков так, чтобы они работали, – легко, это он зря думает. Не успеешь отвлечься, как один тут же начинает мечтать о чем-то высоком – например, о Мэри, второй собирается сбить с потолка всю лепнину, а третий, наоборот, работает так, словно книги – это что-то железное. Только успевай одергивать, чтобы дырку в переплетах не протер. Ничего, справлюсь. Не таких строили! Вот на практике в детском отделении облбольницы было страшно. Маленькие, орут, визжат, галдят, с ума сходят, а лечить их надо… А тут… всего три здоровых лба. Папа роту строил одним рыком. Но то отец. И там его обязаны были слушаться. Здесь же… Она женщина. И ее место все равно ниже плинтуса. Увы… Надо менять ситуацию. Анна расчесывала волосы. Что ж, все не так плохо. Милия, оказавшаяся хоть и сущей курицей, но не злобной, просто замучила ее примерками. Но стоит ли протестовать? Чтобы поймать жирную рыбку, наживка должна быть достойной… Альдоная, помоги… Дверь скрипнула. – Лонс! Ты с ума сошел?! Мужчина проскользнул внутрь, забрал расческу из рук девушки и принялся сам водить по густым волосам. – Ты знаешь, я от тебя давно ум потерял… – Я же сказала – не смей приходить, пока мой отец здесь. Лонс отложил расческу в сторону и приник губами к затылку женщины. – Анелюшка, не могу без тебя, радость моя… – Так-так-так… И давно между вами такие любезности? Голос хлестнул любовников, словно плетью. Анна взвизгнула было, но тут же зажала себе рот рукой. Лонс развернулся. В дверях стоял королевский шут. А в руках у него был арбалет. И болт целил прямо в сердце мужа Анны. – Не слышу ответа! К чести Лонса, падать на колени он не стал. – Я давно люблю Анну. Она мне жена перед богом. – Очень мило. И кто же принял ваши клятвы? – Священник в замке. – Пастор Линдер? – Нет. Пастор Семин. – Он умер этой весной, так? Анна кивнула головой. Она поняла, к чему идет дело. Что-то было в ней от отца, что-то такое… – Тогда скажи ему, что он это зря сделал. Болт тихо свистнул. И не кинься Лонс к окну – лежать бы ему трупом. Но и так стрела попала ему в правый бок, рванула одежду… в следующий миг пергамент, которым было затянуто окно, тихо хрупнул, и Лонс исчез в темноте. Анна что есть силы зажимала себе рот рукой. И шут явно это оценил. Снял с пояса фляжку, подошел к ней и протянул. – Пей. Женщина замотала головой. Но шут был непреклонен. Отпил глоток, другой… – Не яд. Крепкое вино. Выморозка. То, что тебе надо. Пей. Анна послушно сделала пару глотков. По телу прокатился жидкий огонь, она слегка закашлялась, но сдержалась. – Умница. Понимаешь, что лучше не шуметь. Анна кивнула. Она еще не знала, чего пожелает этот маленький человечек в пестром одеянии, но точно знала – ей придется выполнить все. Вообще все. Потому что скажи он лишнее слово, и она пойдет на плаху. Гардвейг шутить не будет. Недаром его называют Львом Уэльстера. Льву все равно, чье мясо рвать. – А теперь отвечай. Это кто? – Уч-читель… – Всегда знал, что бабам образование не надобно. Сисек хватит. Давно вы с ним? – Два года. – Дура. Детей нет? – Н-нет… – Это плохо. Ты не бесплодна? Анна покачала головой. – Лонс приносил настойку… – А, вот оно что. – Хотел просить моей руки у батюшки… Шут только фыркнул. М-да. Король, отдающий свою дочь незнатному учителю, наследному дворянину, но без поместья?[9] Очень смешно! – Ладно. Завтра я скажу, что он спер драгоценности и сбежал. Скандал поднимать не будем. Анна уставилась на шута слегка пьяными глазами. – Вы не… – Я – не. Губить тебя не в моих интересах. Если сама не проговоришься, я промолчу. Гардвейгу лишний скандал ни к чему, да и с Эдом нам дружить надо. Ты вроде тоже не дура, свою выгоду понимаешь. Но чтобы больше ни с кем, поняла? Анна кивнула: – Глупо по мелочам хватать, если корона может достаться… – О, да ты небезнадежна? Видимо, что-то от отца передалось. Анна кивнула. – Я буду молчать. А если Лонс… – Кто ему поверит? Кто еще знает о вас, кроме пастора? – Только пастор. – Он куда-то вас записывал?