– Марта, на завтрак мне подавать только каши. И больше ничего. – Лилюшка, ты ж изголодаешься… – Няня, это не подлежит обсуждению. В голосе Али лязгнул металл. И Марта неожиданно для себя кивнула. Если ее девочка просит… да и добавку всегда можно принести с кухни… Так же Аля расправилась с обедом и ужином. Из двенадцати обеденных блюд остались только два. Суп и какое-нибудь мясо. Не жирное. Не жареное. С ужином пришлось поступить крайне жестоко. Распорядиться, чтобы подавали только рагу из овощей. И овощи во всех видах. Никакого мяса, сыра, хлеба… вообще ничего такого! Вино из рациона убрать к чертовой матери. Сидр? Оставить. Пока я вас компот варить не научу и кастрюли мыть перед готовкой. Лучше уж пить то, что естественно убивает микробов, чем загнуться от аппендицита или дизентерии. Аля сильно подозревала, что здесь такое не вылечат. Окончательно она в этом убедилась через пару недель, когда вынужденное затворничество сильно надоело, но выйти на люди мешал какой-то иррациональный страх. Аля все понимала. Ругалась. Обзывала себя тряпкой и соплей. Не помогало ничего. Ей казалось, что стоит выйти на люди, и в ней тут же распознают иномирянку, заорут «держи ведьму!!!» или что-нибудь еще, такое же неприятное. И она тянула, сколько могла, отговариваясь от самой себя привычным «я же изучаю этот мир! По книгам, ага!» Реальность вторглась жестко. Марта осторожно поскреблась в дверь, скользнула в комнату и доложила: – Лилюшка, прибыл докторус Крейби. Аля даже и не подумала встать с кровати. – И что? – Но как же! Он же не может тебя вот так осматривать! Тебе надо одеться… Аля даже не шевельнулась. Во-первых, было неохота, во-вторых, у нее под одеялом как раз лежала поспешно спрятанная книга. И выбраться, не засветив свой «источник знаний», было невозможно. – Нянюшка, пока я была без сознания, он меня одетой осматривал? – Нет, Лилюшка… – Вот и пусть приходит. Все, что можно, он уже видел. Я жду. Марта вышла из комнаты, не решаясь возразить, а Аля поспешно перепрятала книгу под кровать. Судя по количеству пыли, туда уже лет двадцать не заглядывали и еще столько же не заглянут. Так что тайник был в полной безопасности. Было немного страшно. Все же доктор… чему-то он учился? И полным дураком он быть не может. Это не Марта, которая так рада здоровой «девочке», что на странности ее поведения внимания не обращает. Страшновато. Аля привычно подтянула чуть повыше поросячье-розовое одеяло и поежилась. А, ладно! Семи смертям не бывать, одной не миновать. И дверь распахнулась. Даже не постучался, свин. Докторус Крейби порадовал душу Али-Лилиан зрелищем обтягивающих коричневых штанов в сочетании с морковного цвета туникой. Довершали это великолепие сапоги до колена из кожи нежно-голубого цвета (грязные до безобразия), здоровенная сумка через плечо и короткая накидка поверх туники. Тоже коричневого цвета. Аля сделала вывод, что это и есть традиционный мужской костюм. И перевела взгляд на волосы доктора. Тоже длинные, стянутые сзади оранжевой лентой и обильно засыпанные чем-то вроде пудры. Да так, что ее следы оставались и на плечах мужчины. Мода-с… – Добрый день, госпожа графиня, – поздоровался докторус. – Добрый день, – кивнула Аля. Руку для поцелуя не протянула. Перетопчется. И вообще ему придется на кровать лезть, чтобы дотянуться, а в сапогах это неудобно. – Как вы себя чувствуете? Алю так и подмывало сказать «не дождетесь». Но пришлось ограничиться кратким: – Хорошо. – Нет ли болей? Кровотечения? Резей или жжения? Не возвращалась ли лихорадка? – Нет. Не возвращалась. Аля была краткой и спокойной. Сейчас – ее первый экзамен. Если доктор заметит что-либо неладное… Но Крейби (имя это или фамилия?!) расплылся в улыбке. – Я очень рад! Я знал, что ваше тело справится с болезнью. Надо было только, как говорил мой учитель, выпустить дурную кровь и дать промывательное и прочистительное. И все будет замечательно. Я всегда знал, что мой учитель удивительно умен. У Али словно пелена с глаз упала. Внезапно под пудрой и напускной важностью она увидела обычного мальчишку лет двадцати – двадцати пяти. Такого же раздолбая, как и ее сокурсники. Но в отличие от них… – Учитель тебе говорил, что женщине с выкидышем надо пускать кровь, давать рвотное и ставить клизмы? – тихо спросила она. Пока тихо, опасаясь сорваться. Увы. Аля никогда не отличалась выдержкой. А добила ее самодовольная улыбка на губах этого безмозглого щенка. – Но вы ведь живы! Все я правильно сделал. Если… Пуф! Одна из подушек врезалась ему в лицо и упала на пол. Следом за ней пролетела вторая, но эта, ударившись о преграду, лопнула. и осыпала докторуса дождем из перьев. – Еще раз увижу – прикажу собак спустить! Пошел вон, болван! – рявкнула Аля, забывая к чертовой матери и про осторожность, и про конспирацию, и про первый опыт. К черту! Урод! Придурок жизни, осколок унитаза! Ур-р-р-рою! Но когда влетела Марта, Аля была уже более-менее спокойна. – Это – убрать, – указала она на докторуса в перьях. – И больше ко мне не пускать. Марта не стала охать, ахать и что-либо восклицать. Она просто вытащила докторуса из комнаты, а еще через десять минут появились две хихикающие девицы, которые начали собирать перья. Аля одарила их людоедской улыбочкой. И на волне дурного настроения принялась раздавать задания. Вымыть окно. Снять все занавески и балдахин и постирать. Убрать пыль под кроватью и шкафами. Ее приказания выполнялись безупречно. Аля какое-то время просто глядела на девушек. А потом решила, что пришло время вставать и выходить из подполья. Пора. Тем более что нянюшка не нашла в ее поведении ничего удивительного. Да и девицы слушались. Но поскольку после визита доктора началось дикое сердцебиение, время было к пяти часам вечера (по солнцу, исключительно по солнцу…) и вообще важные дела начинать лучше с нового дня (не считая понедельника), Аля решила начать все завтра. Вернуть сегодня на место книгу, обдумать, что надо сделать, – и приступить. Наступить кое-кому на вольности… Анна Уэльстерская подошла к зеркалу, поправила волосы, разгладила складки платья на груди… – Анелюшка, погоди минутку… Старая камеристка заколола ей выбившийся из прически локон и подтолкнула к двери. – Батюшка ждать не будет. Анна поежилась, но медлить не стала. Отца она боялась и ненавидела. И было отчего. Гардвейг Двенадцатый. Его величество король Уэльстера. Правил Гардвейг уже лет двадцать, отличался вспыльчивым характером, жестокостью и расчетливостью. Был женат семь раз и не собирался останавливаться на достигнутом. Вообще-то Светлый Престол не разрешал разводы, но ради Гардвейга им пришлось смириться. Еще бы. Ты ему: «Сын мой, это против закона божьего», а он тебе: «Я король – а на земле это не меньше бога. У меня свои законы». Ты ему: «Сластолюбцы служат Мальдонае», а он тебе: «Хочешь лично удостовериться у Альдоная? Сейчас обеспечу палача».