– Хурт дарует его достойным. Или не дарует… – Если дарует, это разрешение. А если нет? – Значит, он не подходит для службы Хурту. Такой человек сможет иначе служить богу. Может, не в храме, может, как-то иначе… надо искать другой путь. Я фыркнула. Да, у нас бы такой естественный отбор ввести. А то вспоминается анекдот про Христа, которого в храм не пустили. А одобрял бы своих служителей, так сказать, лично, крестом по лбу, к примеру… – А как даруется разрешение? Если не секрет? – Не секрет. Когда мы проходим посвящение, мы остаемся на сутки в храме. Один человек на одни сутки. Молимся… и Хурт приходит. Или не приходит. – Он что-то говорит? Делает? – Извини, Амура. Это личное. Но это… – Жутко? – Божественно. И что тут скажешь? Хотя мне ли судить? Но если тут бог типа Тора, то порядок в мире будет. Он, по мифам, товарищ был конкретный, у такого не забалуешь. Мигом молотом по рогам… кстати! А ведь есть легенда! – Скажи, а у вас нет истории про молот Хурта? – Есть… тебя какие интересуют? – В нашем мире был бог. Так вот, у него тоже из оружия был молот и волшебные рукавицы, кажется. А у молота была слишком короткая рукоять. – Почему? – Во время производства одна сволочь влезла. Сволочь отпинали, но рукоять уже было не поправить. – У молота Хурта действительно рукоять короткая. – Вот блин! Ну, если это Тор… – Кто? – История за историю? – Ладно… До поздней ночи Керт рассказывал мне байки про Хурта, а я рассказывала ему об Асгарде. И хуртару определенно это нравилось. Концепция рабов божьих тут не приживется, факт. А вот молотом по голове – уже отлично работает. Жаль, у нас ее не применили во времена оны[6]. * * * Утро традиционно началось с вопля. Дикого, ошалелого, истеричного. На этот раз орала Лаллия Жескар. У нее было то же самое, что и у Миры. Та же порча, те же язвы… – Хурта в …!!! – не сдержался Керт. И его можно было понять. Что это за новости кино такие? Кто? Что за сволочь такая неуловимая? И почему Лаллия? Хотя… И у меня, и у Керта мелькнула одна и та же мысль. И мы направились к комнате Делии проверять. Делия открыла почти сразу. Усталая, с кругами под глазами, явно не спавшая всю ночь… – Делия, где вы были ночью? – сразу взял быка за рога Керт. – Здесь… у себя. А что? – И никуда не выходили? – Нет. Вина может подтвердить… и служанка… Эрвина Жескар кивнула: – Да, я всю ночь была у Дели. Ей было плохо, а потом еще ребенок закапризничал… Служанка, которая приглядывала за Асиль, подтвердила их слова. Вот елки! Делия такой удобный подозреваемый, и она отпадает. Кто еще? Эрвина? Вряд ли она станет рисковать, покрывая сестру. Да еще с такими делами, ее ж муж с голым задом на мороз выкинет. То жена, а то родной ребенок. Нет, это не дело. Еще отпадают Рандан, сам Керт, еще Асанта. Адам? Надо думать, но тоже вряд ли. Мотива нет. А какой тут вообще может быть мотив? Кроме Делии, его и нет ни у кого. Кому еще перешла дорогу Лалли? Что тут вообще происходит? И почему меня не оставляет мысль, что в этом клубке сплелись несколько змей? Одну мы вытащили, но остальные пока еще на месте. Не покусали бы… Может, в мангуста мутировать? Пока не поздно? Интерлюдия шестая. Симон Жескар-старший Жизнь прожить – не поле перейти. Симон искренне считал, что жить надо начисто. А то некоторые незрелые личности мечутся, словно черновик пишут, а что выходит? Да ничего. Куча проблем, родные несчастны, близкие, сами это люди пакостей наворотят, а потом не понимают, что происходит. Вроде ж времени впереди еще много было! И куда что делось? И с чем остался ты сам? Симон так не хотел. Ни для себя, ни для своей семьи, а потому… Еще в детстве он определился с выбором работы. Его семья не должна бедствовать, а потому – в купцы. Повезло, талант к торговле у него был. Постепенно, сначала посыльным в лавке, потом за прилавком, а потом и приказчиком. Постепенно женился на дочери своего патрона, стал компаньоном… Нельзя сказать, что жену он любил. Нет. И свое урывать случалось, и налево ходить ходил, но семья – это семья. Это святое. Даже больше, в храм можно и не ходить, Хурт поймет, а вот родных и близких беречь надо. Жена была твердо уверена, что муж ее обожает. Он всегда говорил красивые слова, приносил цветы, пирожные, приятные пустячки, которые почему-то ценят женщины, не забывал подавать руку и говорил всем, что женат на настоящем сокровище. Жена млела и таяла. Подросли дети. Сначала родился Симон, которого жена назвала в честь отца, потом Лаллия, в честь бабушки. Когда Лаллии было пятнадцать, в их дом пришло горе. Пьяный дурак в карете. Молодой лэрр по пьяни поспорил с друзьями, что пересечет город за полчаса. И не удержал вожжи… Симон был безутешен. Дети тоже.