— Мишель, я… — Не надо. Ты стала мне не просто подругой. Сестрой. Но сейчас не время плакать. Наверняка мой сын родится некромантом. Тебе придется обучать его. И не только. Я хочу, чтобы ты заменила ему меня. Чтобы он не был безумным зверем. Ему нужна мать. Меня не будет. Останешься — ты. У тебя будут и свои дети, но ты не забывай Алекса, ладно? Он должен знать, что такое любовь. * * * Алекс — это я. Александр Леонард Раденор. Мишель прожила еще два часа после моего рождения. Успела дать мне имя и приложить к груди. И — умерла. В столицу тут же полетел голубь с письмом. А обратно прискакал гонец с известиями. С официальным завещанием, в котором я признавался наследником. Дарованием Анри графского титула с условием, что он будет воспитателем осиротевшего принца до пятнадцати лет. Признанием баронского титула Рика и его права на землю Торрина, при условии, что я могу жить у него, сколько сам пожелаю. И свитком из канцелярии главного храма Светлого Святого, где подтверждалось мое наследное право. Сколько им дед за это отвалил — страшно представить. Мишель похоронили на утесе над морем. Я часто прихожу на ее могилу. Сижу и вспоминаю. Полудемоны помнят все. Вообще все, с самого рождения. И я тоже помню. Растрепанные белые волосы, слипшиеся от пота. Ласковые, но слишком слабые руки, прижимающие меня к груди. Вкус молока, смешанный с привкусом крови. Вскрик Марты: — Госпожа, осторожно, у него зубки… И тихий голос матери, охрипшей от криков… — Ничего, ничего… кушай, малыш. Это единственное, что я могу тебе дать. А зубки — зубки тебе понадобятся. И когти. И оружие. Набирайся сил, родной мой. И расти сильным и умным. А я буду приглядывать за тобой. Если и не с небес, то из темноты. Обязательно пригляжу. А ты помни, что я тебя все равно люблю. Помню запах крови и смерти. И помню любящие голубые глаза. Ни в одних других глазах потом я не видел такого выражения. Любви. Нежности. Радости. Обреченности. И — бешеного, безумного, безудержного триумфа. Принцесса Мишель умирала победительницей. * * * Его величество король Александр Второй скончался через три луны после смерти дочери. И на престол уселся Рудольф. Его величество. Первое по порядковому номеру. И тут же закатил грандиозный бал. И рыцарский турнир по случаю своей коронации. Соседи под это дело оттяпали у нас кусок земли. А королю прислали лист с извинениями «за самоуправство наших вассалов», шикарные доспехи и боевого жеребца. Но столбы обратно не передвинули. Дядюшка утерся. Точнее, он даже не заметил, что в него плюнули. Соседи ведь и его любимой Абигейли прислали подарок. Шикарное колье с сапфирами. И белую кобылку с золотыми лентами в гриве. Та им на радостях все простила. А соседи в это время задрали дорожные и таможенные пошлины так, что купцы взвыли. Но кого волнует все это быдло? Уж точно не блестящего рыцарственного короля Рудольфа. Через две луны после смерти отца Его величество прислал письмо. Приказывал, чтобы меня привезли в столицу. «Дабы дать бедному сиротинушке, ребенку нашей возлюбленной умершей сестренки Мишель, воспитание, подобающее наследному принцу». Рик с Анри, не будь дураки, тут же состряпали писульку, которая гласила, что принц — при последнем издыхании. Дорогу всяко не перенесет. Кашляет кровью, задыхается, простужается каждые два дня — и вообще, нельзя ли прислать мага-целителя, чтобы поправить ребенку здоровье? А то верные слуги Его Величества опасаются за жизнь мальчика. Целитель так и не приехал. Письма с требованием перевезти меня в столицу приходили раза два в год, но Рик и Анри и тут извернулись. Написали, что у ребенка-де чрезвычайно опасная болезнь — ломкие кости. Есть такие дети. Стоит им неловко упасть — и тут же готов перелом. Даже если их слишком сильно обнять — и то можно убить. Ребра треснут. После этого Его Величество уже не настаивал на моем приезде. Но о моем здоровье осведомлялся регулярно. Рик и Анри отписывались. По-моему, за пару лет они умудрились переломать мне все кости. То по очереди, то вместе… Это уж не говоря о разных воспалениях и обострениях. А простуда и горячка ни на луну не оставляли меня своим вниманием. Единственное, о чем не писали мои воспитатели, — это воспаления и сотрясения мозга. Наоборот, отмечали, что мальчик — то есть я! — необычайно умен. И хорошо учится. А чем ему еще, бедняжке, заниматься, пока болеешь? Просим, просим прислать мага-целителя! А то ведь не убережем вашу кровинушку! Но мага-целителя все равно не прислали. Из столицы меж тем доходили тревожные вести. Рудольф, дорвавшись до власти, погряз в пирах и охотах. Абигейль не отставала от него, блистая на балах. Обходилось это в бешеные суммы. Народ голодал. А ее величество вытащила в столицу всю свою нищую родню. И каждого пыталась пропихнуть если не в графья, то в бароны. Папаша ее себе надел втрое увеличил, не считая того, что крал из казны даже не горстью, нет. Мешками выносил. Вся эта свора занимала придворные должности. Рвала. Гадила. Воровала так, что только стены казны пищали. Дохода от них не было никакого. Прижать их не было также никакой возможности. Абигейль постаралась. Любого, кто тронул бы хоть пальцем кого-то из ее родных, ждала либо казнь, либо ссылка. Люди бежали с их земель сотнями — и добрый король решил прикрепить их к земле. Теперь хозяин был полностью властен в жизни и смерти крестьянина. Хоть на заборе повесь для развлечения — никто и не чихнет. И пожаловаться некому. А если рискнешь — тебя же на костер, как еретика и мерзавца. Почему? А такая вот логическая цепочка. Недоволен властью — недоволен королем — недоволен человеком, которого поставил над тобой Светлый Святой, соответственно, и волей Светлого Святого ты тоже недоволен. Мерзкий еретик! А может, и вообще колдун?! На костер его, братья!!! И горели. А Королевский суд? Абигейль пристроила верховным судьей своего старшего братика. И вот уж воистину — братик. Взятки брать он умел отменно. А вот судить, не зная законов… Разбойников развелось столько, что если бы за каждого мне дали медяк — я бы спокойно смог содержать на эту сумму все королевство. Лет пять. И осуждать людей язык не поворачивался. Торговля задыхалась под горами налогов и пошлин. Соседи присылали ко двору Раденора бардов и менестрелей, которые воспевали доблести Рудольфа и прелести Абигейль, дарили подарки, а под шумок отщипывали у нас кусочки территории. Например, Ведненский лес. И Шахтные горы. Узнав о горах, Его Величество выразился так «Кому нужна эта куча камней? Пусть забирают!» А то, что там находятся богатейшие медные шахты — это пустяки! Медь? Неблагородный металл! Вот если бы серебро! И то, что там живут люди, которые чихать хотели на Светлого Святого. Дед их не трогал. Сам такой был. А теперь до них доберутся рабы и холопы Светлого — и половину пережгут, а половину так достанут, что люди уйдут в разбойники. Это как? Хорошо? Попутно Абигейль и Рудольф пытались сделать еще одного наследника, а лучше двух-трех, про запас. Получалось плохо, и я даже знал, почему. Потому что Анри таки достал Марте требуемое. Локон волос Абигейль и платок с каплями крови и соплями Рудольфа. Каким чудом ему это удалось? Не знаю. Но подозреваю, что через горничных. Женщины Анри всегда любили и готовы были ради его прекрасных голубых глаз и в огонь и в воду. Даже Марта. Хотя никаких отношений, кроме дружеских, у них никогда не было. Марта его любила как младшего брата, Рика — как заботливого отца, его жену Мирабель — как матушку, а его детей и меня — как своих. Родных и любимых. Хотя меня — чуть больше. Каждый раз, когда приходило письмо с очередными вопросами о моем здоровье и просьбой доставить меня таки в столицу, моя нянюшка начинала шипеть, как бешеная кошка. И — проклинать. Качественно. Адресно. На ненависти к Рудольфу и любви ко мне и моей матери. Она перебирала пальцами два мешочка с частицами своих врагов и яростно шипела: «На моего ребенка покушаетесь, твари?!! Чтоб вам больше своих не родить!!!» Хорошее проклятие. При таком сколько ни старайся — детей не получится. Либо не зачнешь, либо выкинешь, либо вообще если родишь, то такого урода, что сам подушкой накроешь. У Абигейль просто детей не получалось. Не беременела — и хоть ты тресни. Что приятно, порча была такая, которую мог обнаружить только некромант. А некромантов убивали. Холопы и слуги Светлого Святого разошлись вовсю. Сжигали, распинали, топили в святой воде… И не только некроманта, но и его семью. И слыша об этом, Марта опять проклинала подлого Рудольфа и мерзавку Абигейль. И опять желала им одного и того же. Бесплодия. И это — сбывалось. От некроманта — через мертвую частицу живого — к живому. Ни один маг жизни или маг разума засечь это не мог. А оно работало. Словно иголка. Длинная острая иголка, которая пройдет сквозь кольца кольчуги и ударит в горло. Можно ли такой убить? Убить чем хочешь можно, было б желание. Защищать — дядюшку защищали, со всех сторон амулетами обвесили, но игла пройдет любую кольчугу. На то и игла… Нет, если б некроманта пригласили — он бы сразу сказал, что чужая злоба их подтачивает. Но некроманты — от Темного Искушающего, им при самом блестящем дворе — не место. А остальные… Наложить проклятие — всегда легче, чем снять. У Рудольфа и Абигейль остались двое детей. Принц Андрэ и принцесса Руфина. Принц был старше меня на четыре года, принцесса — на два. Оба пошли в родителей. Если быть точным — внешностью в папочку, умом в мамочку. Такие же светловолосые, с такими же чертами лица и такой же крысиной хитростью. Им при рождении дали земли. И щедрый король пообещал, что его дети ни в чем не будут нуждаться. Ну что тут скажешь? Они и не нуждались. Ели с золотых тарелок, ходили в расшитых бриллиантами нарядах, получали все по первому требованию. И росли мерзкими скотами, которые твердо уверены, что солнце светит миру из их задницы. Король щедро одаривал своих подхалимов и прихлебал. Разумеется, за счет народа. Последний холоп Светлого мог позволить себе раззолоченную рясу и подрясник из шелка. А люди голодали. Зато короля благословляли во всех храмах. И собирали десятину! Это вначале. Потом начали собирать уже пятину. И драли за самые простые услуги, вроде имянаречения, — втрое! Обо мне не вспоминали. И это радовало. Про Торрин и трех его хозяев — Рика, Анри, Марту — все просто забыли. Дохода от нас получить не удавалось. А мы процветали. Но — по порядку. Когда умерла принцесса, трое друзей остались с полудемоненком на руках. Меня надо было кормить воспитывать, учить… И — как? Если бы не тетя Мира, то есть жена Рика, Мирабель, которая приехала к нему сразу же, как только смогла, — я бы, наверное, умер. Мне требовалось много заботы. Меня надо было кормить. А кормилицу приглашать никто не решился. Полудемоны… Начать с моей внешности. В своем первом и истинном облике я далеко не красавец. Это по человеческим меркам, себе-то я нравлюсь. У меня кожа пепельно-серого оттенка. Очень прочная и с легким чешуйчатым рисунком. Я не рептилия. Я вполне человек. Просто моя кожа может выдержать даже случайный удар ножом. Да и отец у меня был чешуйчатый. Я худощавый и стройный. Достаточно высокий для человека — во мне где-то метр восемьдесят росту. У меня высокий лоб, длинный крючковатый нос, тонкие губы и впалые щеки. В сочетании с высокими, красивого рисунка скулами это выглядит впечатляюще. Марта уверяет, что у меня красивое, хищное и властное лицо. Так мог бы выглядеть очеловечившийся сокол. Я ей верю. Самая моя яркая черта — это глаза. Они у меня большие, яркие, вытянутые к вискам, с длинными густыми ресницами. И ярко-голубые. Без белка. Одна радужная оболочка и зрачок. Днем — черный, а ночью — ярко-красный. Ночью я вижу ничуть не хуже, чем днем. Еще у меня густые и длинные волосы. Белые, как у мамы. Я специально их отращиваю. Во-первых, мне нравится. Во-вторых, в волосах хорошо прятать удавку или стилет. Анри научил. Брови у меня тоже белые. Красиво изогнутые к вискам. Словом, я себе нравлюсь. Вот такой, какой есть. С длинным хвостом, на конце которого прячется жало. С двойным набором острейших зубов и слегка раздвоенным на конце языком. С острейшими когтями, которые я по желанию могу втягивать или убирать в специальные кожаные складки на пальцах. И на руках, и на ногах. Единственное, о чем я слегка жалею, — это об отсутствии крыльев. У отца они были. И есть. Только мне не передались. Ну да ладно. Летучий принц — это перебор. Представьте, что у вас на руках оказался такой ребенок, которого нельзя никому показать. И что вы будете делать? Решение нашла тетя Мира. Меня выкормили козьим молоком. Мама предусмотрительно привезла сюда целое стадо коз и овец. Овцы, увы, не смогли приспособиться. А коз местные крестьяне стали разводить. По горам они скачут хорошо. В кормежке неприхотливы. Им годятся на корм даже измельченные рыбьи головы. А что молоко пахнет рыбой — это пустяки. Зато оно есть. А еще есть козлята — на мясо. И взрослые козы на шерсть. Мишель ни медяшки не потребовала за тех коз, что раздала в каждый дом. Но жители деревенек рядом с замком оказались благодарными. Замок отскребали от вековой грязи всем миром. Пятерых девушек из деревни и троих парней из тех, кто послабее здоровьем или увечен и не может выходить в море, наняли прислуживать в замке. За двенадцать серебрушек в год. По местным меркам — бешеные деньги. Досталась работа и детям — Рик и Анри прекрасно понимали, что король не должен пока меня видеть. В моем истинном-то облике. Значит, о приезде любых гонцов надо знать заранее. К нам можно было проехать по двум дорогам. То есть по одной проезжей дороге. Вторая была пешим путем через перевал. Анри организовал там наблюдательные посты, где постоянно дежурили четверо ребят. Тоже из тех, что послабее здоровьем. Если мимо проезжал человек — один из них тут же срывался и бежал в замок с докладом. Гость ехал по дороге в объезд, а мальчишки бежали напрямик через горы. Таким образом, в замке все знали заранее. Рик вылавливал меня и укладывал в постель. Марта срочно варила дурманный отвар для дорогого гостя и перечаровывала очередной отводящий глаза амулет. Мишель обзавелась десятком амулетов, когда уезжала из столицы. Составлены амулеты были очень хитро. Они не придавали мне новую внешность. Просто чуть корректировали то, что есть. Человек видел то, что ожидал увидеть, — вот и все. Если гонец ожидал увидеть больного ребенка, копию принцессы Мишель, он это и видел. Не здорового, просто слегка худого по человеческим меркам полудемоненка, а больного ребенка в кровати. Не серую кожу, а просто нездорового оттенка. Не голубые с красным зрачком глаза, а обычные голубые глазки, просто слегка красные от недосыпания или плохого освещения… Те же белые волосы. Те же человеческие формы.