Бесполезно. Лягушачьим кваканьем аистов не проймешь. – Попрошу вас обойтись без глупых воплей. Дамы послушно замолчали. И господин Вирон поглядел чуть снисходительнее. – Прошу вас, здесь и сейчас, в нашем присутствии, ответить на ее вопросы. Отвечает только один человек, остальные слушают. Взгляды были возмущенными. А вот голоса никто не подавал – явно новый барон своих построил давно и по линеечке. Я ухмыльнулась про себя и решила начать с баронессы. Нельзя сказать, что женщины остались довольны, но на мои вопросы отвечали более-менее спокойно. Баронесса, потом сестра барона, по старшинству, потом их дочери. И все они повторяли одно и то же. Бабушка последнее время стала особенно вредной и придирчивой, детей гоняла, возмущалась, цеплялась за все подряд… почему так? Да кто ж знает… вот и компаньонка от нее пощечину недавно получила. Вязание взяла да пару петель и спустила ненароком, вот и получила оплеуху. А уж сколько проповедей бабуля зачитывала по любому поводу! Буквально на час могла привязаться из-за кружева не той ширины или пятна на скатерти. И вообще, она, наверное, своим ядом подавилась. Я расспрашивала, но мысли всех женщин были спокойны. Конечно, они нервничают. И из-за расследования, и просто – я им не нравлюсь. Разумеется, они злятся. И баронессу не любили. Но это другое. Это обычная неприязнь, а не вина в смерти человека, пусть даже самого ненавистного тебе. Просто нежелание соприкасаться с миром расследователей. Последней я опросила компаньонку. И поняла – зацепила. С первого вопроса, с первого слова, с первого взгляда я поняла – ей есть что скрывать. Она успела приготовиться, пока я допрашивала остальных, и это неспроста. Спокойна. Девушка почти неестественно спокойна, она словно бы давит в себе все мысли, все чувства, если мысль обычного человека – это река, то здесь она подо льдом. Глубоким, темным льдом, через который почти ничего не просматривается. И чувства – тоже. Она маг? Нет. Не маг, я бы это видела. Она обычный человек, но очень способный и талантливый. Я и то не смогу так, как она, разве что свою силу призвать. Но тогда и работать будет моя сила. Это уже не я. Уже не человек. А эта девушка нарочито спокойна. И зачем ей это надо, если она ни в чем не замешана? Просто так – и такие усилия? Зачем? Даже если ты ненавидела хозяйку, даже если ты мечтала утопить ее в болоте погрязнее, зачем так глушить в себе и мысли и чувства? Она ведь не знает, что я маг, она настроилась на беседу с обычным человеком, и я понимаю – в таком состоянии ее бы пропустил любой расследователь. Опросил бы, не заметил ничего странного и отвязался. Это не магия, но в чем-то сродни ей. Ладно. Сейчас мы выведем ее из этой отрешенности. Даже если сложновато будет – я справлюсь. Азарт запел в крови, мне нравилось играть с сильным противником. Что за интерес – рассматривать те мысли, которые и так напоказ? А вот здесь… здесь меня ждут трудности, и это здорово. Я принялась расспрашивать. Как вела себя хозяйка, что требовала, любила ли вязать, строго ли следила за домом… те же вопросы, что задавала остальным. И когда девица чуть расслабилась, начала прощупывать именно ее, искать болевые точки. Неужели вам нравится носить такие жуткие тона? Или у вас нет денег на другие платья? Ах, униформа… сочувствую. Наверняка мужчины и не видят вас в таком-то платье, им не душу подавай, а вырез поглубже и расцветку поярче. Или ваш муж… ах, нет мужа? Вы же молодая женщина, неужели еще не замужем? А как же дети? А время-то идет, мы моложе не становимся, вам сколько лет? Двадцать пять? М-да… И это постепенно расшатывало самообладание компаньонки. Словно акулий плавник из воды, показались ее настоящие мысли. Выныривали краешками из-под темноты льда, пробегали, и я могла их разглядеть. Они оказались яркие, прямо всполохи. Видимо, обратная сторона такого вот состояния. Можно давить в себе эмоции, но то, что прорвется, будет намного ярче обычного. Сильней, искренней. Так что ты думала о своей хозяйке, Сиана? Ну-ка, покажи мне? Хозяйку она ненавидела. И не только она. Не одна она это задумала… Бедная девушка, которую из милости взяли в компаньонки, гоняли по всякой ерунде, шпыняли и давили. Она должна была испытывать благодарность? Но за что? Если бы ей все дали просто так, тогда еще возможно, но люди – твари неблагодарные, я это точно говорю, как маг разума. А тут ей приходилось отрабатывать каждый медяк. Неудивительно, что она возненавидела свою хозяйку. Но просто так не решилась бы ее убить, если бы не помогли. Не подтолкнули. Здесь и сейчас мне все стало ясно, и я посмотрела на господина барона печальными глазами. – Достопочтенный Вирон, я могу заверить, что никто из присутствующих не причастен к отравлению вашей матери. Аура девицы вспыхнула розовыми искрами счастья, и я жестоко растоптала ее мечты: – Это сделала компаньонка, Сиана Вебрен. Она подлила яд. Дальше начался… переполох в павлиннике. Для курятника здесь слишком роскошно. Визжали дамы, ругались мужчины, бросилась выдирать мне волосы означенная компаньонка, и я увернулась. Драться тут еще с убийцами, вот не хватало. Она пролетела мимо, споткнулась о подставленную ногу и упала на ковер, где ее придавили и связали дюжие лакеи, которых позвал дядюшка барона. Умный мужчина, хоть и выглядит ужасно. Минут через десять все успокоилось, и королевский постельничий посмотрел на меня с признательностью. – Спасибо, госпожа Истар. Я огорченно развела руками. – Простите меня… вы рано благодарите. – Вот как? – Почему? – Потому что сама по себе она ничего не получает. Только лишается всего. – Я действительно огорчилась. Я принесу в этот дом еще одно горе, но выбора нет. Мужчины переглянулись. И быстро сообразили. – Сообщник? – коротко спросил барон. Я почти с сочувствием оглядела его. Бедняга. Хоть и цапля… цапель? Как это о мужчине можно сказать? Ах да, аист! Мне стало его просто жалко. – Барон, могу я поговорить с вашим сыном? – Почему нет? Вы считаете… Произнести эти слова он не может. Не хочет. Я покачала головой. – Я пока не знаю. Дайте мне с ним поговорить. Мужчины помрачнели. Но вина компаньонки почти доказана. Им остается только поверить мне и подождать. Сын вскоре появился в кабинете, к сожалению, не один. Его сопровождала госпожа баронесса. – Лидия, – приподнялся господин барон. – Это мой сын, – ледяным тоном ответила дама. Барон только вздохнул. – Что ж… Госпожа Истар, прошу вас. Я воспользовалась разрешением и принялась расспрашивать молодого человека, прямо в присутствии его матери. Грубо, в лоб. Ему по самоконтролю было далеко до подельницы, он уже сразу занервничал, я видела… Как вы относились к бабушке? Как вы относитесь к ее компаньонке? Давно ли вы стали любовниками? Вас видели вместе на симпатичном постоялом дворе… Барон, понимая, к чему идет дело, поднял руку. – Шайна, прошу вас… Я на миг задержала вопрос. – Лидия, ты все еще хочешь это слышать? – Это мой сын, – горько поджала губы баронесса. – Если он на такое способен… сын? Юноша покачал головой, но бегающие глаза уже не могли никого обмануть. Загнанные в угол крысы выглядят так жалко… – Шайна… Барон уже махнул рукой на правила приличия, и я вновь атаковала. Что именно вы покупали в лавке травницы? Да, той самой, старой Ильмы? Вас и там видели! Никто его, конечно, не видел, но мысли у парня все наружу. Бабка старая, деньги большие, компаньонку он пригрел, чтобы та ему обо всех бабкиных планах доносила. А когда узнал, что старуха намерена деньги из семьи увести, считай, его сестре, да второй внучке приданое дать, тогда и решил ее притравить. Компаньонке тоже досталось. Собака – ее рук дело. Она яд в молоко подливала, баронесса собаку любила, поила из одной чашки с собой. Собаке-то меньше надо… старуха не дурой была. Умной, злой… поняла, что ее травят, а кто – не знала. Всех подозревала, всех стереглась, и не помогло. Яд купил мужчина. Яд подлила женщина. Кто виноват? Я вздохнула, положила бумагу на стол, посмотрела на печальных аистов. – Господа? И барон, и его дядя выглядели так, словно я их поленом по голове отоварила. Баронесса плакала. Вряд ли о свекрови, скорее, о себе. Она понимала, что сейчас бабка, завтра отец или мать… кто грань преступил раз, тот и на второй не задумается. Тяжко такое о близких-то узнавать, и тяжко, и гадко… Молодой человек не дергался. Понимал, что уже поздно, слово сказано. Отравить родную бабку… это – не гадко. Это хуже. Барон потер лицо руками. – Шайна… я сейчас прикажу, чтобы их обоих закрыли где… вы сейчас в стражу? Я медленно опустила голову. Я знала, что задумал барон. И… я дам ему это время.