Яна Петровна Воронова. Или – Анна Петровна, если по паспорту. То, что о ней собрали, заставляло ожидать скорее этакую амазонку в штанах и с конским хвостом на макушке. Такой Сережа мог заинтересоваться. Смелой, дерзкой, отчаянной… ее сын любил все новое. Любил пробовать… и это его погубило. А та девушка, которая сидела перед ней… Странно. Каштановые волосы теплого оттенка уложены в достаточно простую прическу. Но тщательно, волосок к волоску. Прической Ольги Сергеевны занимался личный парикмахер. Вряд ли таковой есть у ее собеседницы. Дальше – тоже интересно. Лицо без макияжа. Вообще. Даже брови и ресницы не подкрашены. По нашим временам – экзотика. Вот девушку без трусов встретить можно, это даже и не интересно. А без макияжа? Без укладки? Руки без маникюра, ногти просто коротко подстрижены, ладони спокойно лежат на столе. Пальцы длинные, ладони узкие. Такие в украшениях не нуждаются. Блуза не из модных, длинная юбка, общее впечатление – школьная учительница. Камея у горла, маленькие сережки в ушах, спокойное лицо. Понимает, что собеседница ее изучает, – и делает то же самое. Анна сделала еще глоток кофе. – Добрый день, Анна. Надеюсь, ты позволишь обращаться к тебе по имени? Все же я старше. – Возраст – убедительная причина, Ольга Сергеевна, – согласилась Анна. И молчание. Мадам Цветаефф и сама отлично умела вести переговоры. Но сейчас… Ощущение было странным. Словно на нее смотрят… снисходительно? Нет, не так. На нее смотрят привычно. Женщина напротив не боится, она спокойна, она даже равнодушна как-то… да что происходит?! А Анна и правда не боялась. Чем ее может напугать Ольга Сергеевна? Связями? Но Анна, в том-то и дело, не воспринимала это всерьез. Да, сейчас у нее другая роль и другие родители, но все же она дочь императора. Кто может быть выше? Деньгами? У нее теперь есть деньги. Потенциальные, но есть. Она может попробовать реализовать свой трофей через того же Бориса Викторовича. А чем еще ей могут угрожать? Защитить себя она может. Если пожелает, Ольга Сергеевна сейчас просто умрет. Ткнется лицом в стол – и все. Во имя Хеллы… Так что остается? Ей смерть – и та не страшна. Она просто пойдет к Хелле чуть раньше… неприятно, но Анна подозревала, что Хелла не так страшна, как кажется… – У нас есть причина для серьезного разговора, – решила не тянуть быка за рога старшая собеседница. – Твой сын. Мой внук. – Я вас слушаю, Ольга Сергеевна. – Я в курсе, что твой сын – от Сергея. Молчание. В курсе – и хорошо. Анна развернула трюфель и откусила маленький кусочек. Вкусно… – Не хочешь спросить, как дела у Сергея? – Нет, не хочу. Ни злорадства в голосе, ни любопытства. А зачем? И так ясно, что дела плохие. Было бы все хорошо, Ольги Сергеевны здесь не было бы. Или болеет, или умирает, или в тюрьме сидит – ничего хорошего там не будет. А подробности… к чему они Анне? Ее Сергей не обижал. А за Яну с ним жизнь уже поквиталась. – Я ценю и свое, и твое время, поэтому буду говорить прямо. Я хочу сама воспитывать своего внука. – Так же, как Сергея? – ударила в цель Анна. Ольга Сергеевна сдвинула брови. – С Сергеем я допустила несколько досадных ошибок. Больше я их не повторю. Итак, я хочу, чтобы мой внук жил вместе со мной. И снова тот же самый, равнодушно-вежливый взгляд. Хочешь? Хоти. Озвучивай все свои хотелки. – Сколько ты хочешь за отказ от родительских прав в пользу Сергея? В мою пользу? Вот теперь Анна прониклась. Впрочем, внешне это выглядело… да никак не выглядело! С Аделиной Шеллес-Альденской мигом привыкаешь держать все свои чувства при себе. И закапывать их поглубже. Какие там проявления восторга? Или гнева? Холодная маска настоящей княжны. Равнодушный голос. Рука, которая, не дрогнув, ставит на стол бокал с кофе. И вежливая улыбка. – Ваше предложение по меньшей мере бестактно. – Бестактно?! Ольга Сергеевна ждала многого, но такого? Она наклонилась через стол – и привычно зашипела, морально размазывая собеседницу. – Ты, сопля! Да я таких десятками давила! Ты еще под стол пешком ходила, а я уже своей фирмой командовала! Захочу – завтра же тебя родительских прав лишат! Мать ты паршивая и ребенку ничего дать не можешь, кроме конуры на помойке! Я тебе честное предложение делаю, а могу и в суд пойти! Органы опеки на тебя натравлю! С землей сровняю… Анна сделала еще один глоток кофе. Казалось, она даже не слышит собеседницу. Ольга Сергеевна шипела еще несколько минут, но потом успокоилась. – Ты меня поняла? – Я пристойно говорю, пишу и читаю на нескольких языках, – согласилась Анна. – Это все, что вы мне хотели сказать? – Тебе этого мало? – Вполне достаточно. – Тогда я хочу услышать твою цену. Ольга Сергеевна и мысли об отказе не допускала. Ну подумайте сами! Она выживала в девяностые! Подняла свою фирму, вышла на международный уровень… пусть она не круче Билла Гейтса, но еще неизвестно, кому тяжелее пришлось. И с Анной она поступала так же, как с любым противником. Смять, раздавить, уничтожить. И в конце милостиво похлопать по щечке. И даже дать косточку. Ладно уж, получи! Хороших собачек награждают, когда они хорошо служат. Анна поставила на стол бокал из-под кофе. Жаль, что все хорошее быстро заканчивается, да и удовольствие от кофе ей испортили. Ну да ладно… – Ольга Сергеевна, по ряду причин ваше предложение для меня неприемлемо. У вас – все? – ЧТО?! Женщина даже сразу своим ушам не поверила. Ей отказали?! ЕЙ?! ОТКАЗАЛИ?! Мир сошел со своей орбиты и пошел куда-то вдаль, бродить по свету. – Ты что себе позволяешь, тварь?! Анна вздохнула. – Ольга Сергеевна, держите себя в руках. Вы не дома. – А… Побагровевшее лицо определенно не красило женщину. Равно как и выпученные глаза. Вот сейчас она выглядела даже старше своего возраста. И Анна окончательно уверилась в своем решении. – Если вы захотите видеться с внуком, я не стану вам запрещать. Разумеется, все свидания будут проходить под моим присмотром. Но никаких юридических прав вы на Георгия не получите. Он мой сын – и останется моим сыном. – Ты… ты… – Мой телефон у вас есть. Всего хорошего, Ольга Сергеевна. Анна встала и вышла из кафе, не обращая внимания на женщину. М-да… А ведь еще часом-двумя раньше она готова была порадоваться. У Гошки есть еще родня… ему будет на кого опереться. Разве это плохо? Это замечательно… А сейчас вот смотрит она на ЭТО – и на душе гадко. И даже обида на Сергея куда-то уходит. Каким он еще мог вырасти у такой матери?