Яна послушно уселась за стол, выскобленный до блеска, и потихоньку огляделась по сторонам. Народу – человека три. Все тихо, чинно, спокойно… чего это стоит в наши дни? Вот сейчас, в разгар Освобождения? Невероятно. Но кажется, здесь спокойно. И крестьяне – люди основательные, и Савватей, по ходу, не стал бы абы кому доверять… Ладно. Сейчас еще присмотримся. Каша гречневая. С мясом. Молоко горячее с медом. Все свеженькое, вкусное, Яна попробовала ложку и оценила. А малышня вообще набросилась на еду, как голодные волчата. И понятно. Яна старалась, как могла, но не те у них условия и не те припасы. Лично она ждала, попивала маленькими глоточками принесенную ей воду – горячую тоже – и смотрела по сторонам. На выбеленные стены, на свисающие с потолка связки лука-чеснока, на букеты из колосьев… Матвей долго себя ждать не заставил. Подсел за стол. – Вы не голодны, жама? – У нас тут не сказка, – вздохнула Яна, – чтобы сначала накормить-напоить, а потом уж и вопросы задавать. – И то верно. Вы ведь не жама по рождению, так? – Это сейчас важно? Матвей пожал плечами. – Если вы, жама, хотите от меня что-то услышать… Мужчина многозначительно замолчал, но все было ясно и так. Яне открывать карты. Девушка потерла переносицу. Ладно… – Жом Матвей, я действительно родилась в благородной семье. Но… что вы знаете о семье Савватея? О торе Надежде? – Для которой он дом покупал? – Именно. Минутку, – вдруг сообразила Яна. – А вы ему этот дом посоветовали? По Сухой, двенадцать? – Я. – А я – мать его внука. По второй линии, если вы в курсе. Трактирщик вздохнул. – В курсе, да. От торы Нинель? – Опять проверяете? Надежды Алексеевой. Матвей кивнул уже спокойнее. – Да. От торы Алексеевой… – У Савватея сын – Илья. Он отец моего ребенка. Георгия. – Вот оно что… Яна кивнула. – Алексеевка сожжена. Но Мария сказала мне, что ее муж уехал и увез внука. Моего сына! – Савва заходил сюда… дней пятнадцать тому. Даже чуть больше. Черный весь был от горя… вот почему. – Может, и потому, – согласилась Яна. – Он не говорил, что дальше делать будет? – Домой собирался. – Не доехал. Матвей помолчал. – А вы что будете делать, тора? – Жама. – А все ж? – Можно у вас пока детей оставить? Они голодны, устали… да и дело уже к ночи. Еще и поэтому Яна не отправилась сразу на Сухую улицу. И… себе-то уж сказать можно. Ей было страшно. А вдруг Гошка… ее ребенок, ее сын… Иногда слишком хорошо знать историю тоже плохо. Что могло случиться с ее сыном в охваченном революционным пылом городе, Яна отлично представляла. Сейчас она может об этом не думать. Сейчас она может прятать от себя правду. Сейчас… А потом? Яна не знала. И ей было очень страшно… – Можно, жама. Оплатить постой сможете? – А если нет? – Яне стало чуточку смешно. – Отработаете. Руки у вас, вижу, из нужного места растут, найдем, чем посчитаться. Яна медленно кивнула. – Я оплачу. Но если нужна помощь – не стесняйтесь. Я уйду – и поминай как звали, а вам еще тут жить. Матвей кивнул. Понятливая девушка, это хорошо. – Мы потом еще поговорим, тора. А пока рубль в день. – За человека? – Да. Яна, недолго думая, выложила на стол десятку. Подумала и добавила еще пятерку. Золотом, понятно, кому сейчас бумажки нужны? В отхожем месте и то с лопухом удобнее. – Нам нужна одна комната на всех. И трехразовое питание… может, даже чаще. Доплачу, если что. – Благодарствую, тора. Простите, жама. Яна кивнула. И поднялась из-за стола. – Прово́дите? Малышня уже на ходу спит. Мишка и Машка терли кулачками глаза, пока еще не падали, но уже скоро, скоро… – Готова ваша комната, а завтра, как встанете, скажите. Прикажу баньку протопить. – Жом Матвей, вы чудо, – искренне сказала Яна. И отправилась укладывать детей. * * * Малышня уснула быстро. Топыч посмотрел на Яну, которая и не думала раздеваться. – А ты? – А я пока уйду.