И вернулась в нее, когда меня ласково погладили по щеке. – Просыпайся, милая. Пора. Глаза открывать не хотелось. А надо. – Возвращайся в сознание, а то поцелую. – Угрожать-то зачем?! – А строить из себя безнадежно усталую? Ты почти час дремлешь. Пора приходить в себя. – Как скажешь. Я ожидала, что вампир сейчас устроит мне допрос. Но вместо этого мне вручили здоровущий бокал со свежевыжатым соком. – Пей. Кисловатый вкус апельсина прогнал остатки тумана из головы. И я подмигнула вампиру. – Как у нас дела? Тебе уже доложили? Мечислав и не подумал отрицать. – Лучше, чем были. Сейчас, когда ты показала Альфонсо силу, он побоится прессовать нас. Но с тобой обязательно захочет поговорить. И теперь притворяться дурочкой не получится. Глорианне придется чуть потруднее, лицо ты ей распахала серьезно и часть шеи тоже, но дня за два она все залечит. Особенно с правильным питанием. – И не останется никаких следов? – Нет. Не должно. Ты против? – Нет. Пусть так. Жаль, что притворяться больше не получится. – вздохнула я. – Дурочка, в которую я играла с Иваном и Рамиресом, вышла очень убедительная. – Мне тоже понравилось. Ты можешь рассказать – что ты натворила? Я улыбнулась. Силы возвращались. И Мечислав был на редкость человечным, мне даже не хотелось выдрать ему все зубы без наркоза. Почему он всегда не может вести себя, как человек? Хотя глупый вопрос. Он же вампир… – Могу попробовать. Если еще сока нальешь. Вампир послушно налил мне еще стакан сока, я залпом выпила его – и кивнула. – Знаешь, меня и так все довели. Альфонсо, его жертва, этот, как его? – Шарль. – Вот. Шарль, убийство это сегодняшнее, я и так вся была на нервах, а тут еще этот эмиссар паршивый ломаться вздумал. И наезды начал. Я терпела, сколько могла, но когда Славка упал – у меня крышу сорвало начисто. Сама почти ничего не помню. Помню только ощущения, словно я – это не я, а какое-то чудовище. И оно хочет жрать. И жрать не абы кого там, а одного конкретного Альфонса. – Ты его так хоть на людях не называй, – особого упрека в голосе Мечислава не было – и корчить виноватую рожицу я не стала. – Постараюсь. – Вот и постарайся. Откуда взялось это чудовище? У тебя даже лицо изменилось. – Оно живет во мне. – Мне на миг стало трудно говорить. Горло перехватило неожиданным спазмом. – Ты помнишь, какой меня нарисовал Даниэль? – С трудом. Женщина в красном и напротив, в зеркале, ее отражение в виде зверя? Я кивнула. И вспомнила. Вот я на кровати. И Даниэль рядом. Живой. Родной. Любимый. Откидывает волосы назад. Протягивает рисунки. Смотрит на мое лицо, ожидая похвалы или презрения. Там были два портрета. Надюшки – и мой. Второй портрет изображал меня, но тоже совсем не такую, как в жизни. Зеркало. И вроде бы та же я. Тоже стоящая вполоборота к зрителю. Почему-то я была одета в костюм гвардейцев кардинала. Алый плащ с золотым крестом развевался на ветру. Рядом, на светло-голубом фоне, лежала шляпа с пером. В левой руке я сжимала кинжал, поднимая его наподобие креста. В правой руке держала опущенную книзу длинную шпагу. Внешнее сходство было несомненным. Но не внутреннее! Я не была такой. Только мечтала. Но у меня никогда не получится. В нарисованных гениальным художником моих глазах была любовь, но совсем другая. Веселая, шальная, хищная. Мой нарисованный двойник скалил зубы в дерзкой улыбке. Женщина на портрете предлагала всё. Дружбу, любовь, партнерство, секс, дуэли на шпагах, прогулки под луной по крышам, ужин в китайском ресторане и бутылку водки, распитую из-под полы в мужском туалете – все, что только могла предложить женщина. И при этом смотрела с вызовом: «Мол, я-то предлагаю! Но сможешь ли ты взять то, что я предложу, и так, как я предложу это тебе? Если сможешь, мы будем вместе. Если нет – проваливай сразу! Слабаков не держим и не удерживаем!» Что-то придавало портрету такой вид. И что-то в нем было неправильным, но таким, что хотелось смотреть и смотреть. И пытаться понять – в чем же дело. Женщина задерживала на себе взгляд – и вы не сразу смотрели в зеркало на портрете. Там отражалось – чудовище. Страшное и чем-то даже омерзительное. Львиная грива, рога, пасть, полная острых зубов в три ряда, хищное и стремительное тело – помесь льва с драконьим хвостом и орлиными крыльями, частично покрытое шерстью, а частично – чешуей. Увидь я такое страшилище в детстве – неделю бы по ночам кошмары снились. И сейчас… У чудовища были мои глаза. Оно вставало на дыбы в припадке ярости, ревело и било передними лапами в зеркало, как бы стараясь добраться до женщины на портрете, а та улыбалась. И только потом мне стало ясно, что же не так с рисунком. У женщины в свою очередь были глаза чудовища – слишком большие и с вертикальными зрачками. Хищно-желтые. – Именно. Вот он и выглянул сегодня на свободу. Тот самый зверь. Из того самого зеркала. – Этого не может быть. – Неужели? Откуда ты знаешь, что оставил мне Даниэль перед смертью? Мечислав замолчал. Действительно, что мог мне подарить любимый? Я думала до этой минуты, что просто дар рисовать. И так же, как он, отражать в рисунке душу человека. Но его подарок мог и инициировать изменения во мне. Я когда-то считала, что стану такой, как женщина на картинке. Но если… в зеркале отражался зверь… не может ли быть так, что в минуты опасности из меня будет лезть это чудовище? Не знаю. Даниэль его видел. Я – чувствовала сегодня. Мечислав будет расхлебывать результаты его действий. Скажите после этого, что оно – не реально?! – Ты думаешь, это что-то вроде оборотничества? Нет. Это я точно знала. Это – не оборотничество. Но не рассказывать же вампиру абсолютно всё? – Не знаю. Я не испытывала желания ходить на четвереньках или лопать мясо с кровью. – А поменять форму тела? – Нет. Только – когти. – Что? – Ну да. Не вся форма, не тело, а именно когти. Словно к моим пальцам присобачили что-то такое, раз в двадцать длиннее обычных ногтей. Только они нематериальны. Я не смогу ими даже огурцы в салат нарезать. Ничего не смогу. Кроме одного. Повредить ауру любого существа на земле. Человека. Вампира. Оборотня. Да хоть черта, если у чертей есть аура. Раньше я просто видела ауру человека. А эти когти – инструмент манипуляции с ней. Грубой манипуляции. Так вот. Но ни силы, ни чего-то еще они не прибавляли. Не знаю, как это можно объяснить лучше. Но раньше я просто видела, а сейчас могу и действовать. Плохо, неумело и исключительно во зло. – Неудивительно. Рано или поздно, так или иначе… ты прогрессируешь. И очень быстро. Ты ощущала их – как продолжение своих рук? – В абсолюте. Это было мое. Как нога, ухо или глаз. – А у тебя не было ощущения, что твой зверь контролирует тебя? Я задумалась. Кто же из нас кого контролировал? Он – меня? Я – его? Женщина с глазами зверя – нас обоих? Сложно сказать. Скорее… – Он – и есть я. Я – и есть Он. Мой зверь и я – это две половинки моей души. Поэтому я не могу сказать точно. Я все воспринимала вполне адекватно. И сказала бы, что это была – я. Только на свободу вырвалась темная часть моей души. А так – я все помню. Я все воспринимала вполне отчетливо. Кстати! Еще я помню, что мне говорил Валентин – Славка жив. Он жив? – Тебя это волнует? Я ответила со всей честностью. Врать можно. Но не когда я так устала. – Не знаю. Но это мой брат. Захочу – сама пришибу. А не какой-то там испанистый козел со стороны. Мечислав расхохотался. – Юля, я тебя обожаю. – Обожаю я тебя, обожаю… даже если я тебя обижаю, – пропела я. – Вот где зарылись садист с мазохистом. Только учти – я таких развлечений не одобряю. – А ты уже пробовала? – А с Альфонсо у нас что было? Чистый садизм! Если б ты знал, как мне хотелось его порвать! – Это когда? – Это когда я ему состригла кусок ауры. Он хоть жив? – Мертв. Уже несколько тысячелетий. – Но пока не окончательно? – с надеждой уточнила я. Вряд ли нам простят убийство члена Совета. Эмиссара – и того еще невесть сколько расхлебывать! – Вроде нет. А ты могла его прибить? – Этим экзот-маникюром? Запросто! – Раньше у тебя такого не было. Интересно, что послужило толчком? У меня была одна идея. То есть догадка. Стоило мне разозлиться – и я делала нечто, не украшающее любую женщину. Сильно испугаться или разозлиться – и вот он, шаг на новую ступень. До истерики испугалась Андрэ – и меня не взял ни один вампирский гипноз. Взбесилась, когда увидела Вадима и Бориса под пытками – и смогла натравить крыс. Напугалась, когда меня пытался захватить Диего – и вот, пожалуйста, с Питера снято проклятие. Страх или испуг – вот в чем ключ. Но если это сказать вампиру… Он же мне и умереть спокойно не даст!!! В гробу злить станет, чтобы я росла и развивалась!!!