– А как ты сюда-то попал? – Просто ушел… – Темного крабом! – не сдержалась я. – Что? – Харни Растум далеко не отходил. – А то, господин Растум, что этот молодой человек сбежал из дома, не предупредив, я так полагаю, ни мать, ни слуг. Я угадала? – Д-да… – Прогулялся пешком по Алетару, нашел лечебницу… Вам не кажется, что он заслуживает хорошей трепки? – Кажется, – мгновенно согласился со мной Харни. – Будь это мой сын, он бы у меня на задницу месяц не сел. – Ну и пусть, – хлюпнул носом Алемико. – Пусть выпорют, пусть хоть что… Пусть только папа выздоровеет… И слезы хлынули потоком. * * * Принять решение Алемико оказалось намного проще, чем его выполнить. Хорошо, что в доме царили бардак и неразбериха. Кто-то суетился рядом с канцлером, кто-то – с герцогиней, кто-то тащил «чудодейственные травы и амулеты» по принципу «а вдруг поможет?», и мальчик остался без присмотра. И все же было сложно выбраться через окно в гостиной. Кстати, розовые кусты под ними сажают совершенно зря, и ногу Алемико чуть не подвернул. Но вылез и направился к ограде. Моринары не боялись никого, а потому особняк окружала ажурная решетка. Через нее не пролез бы взрослый человек, но мальчишка? Да к тому же мелкий и худой для своего возраста? Вполне! Алемико кое-как протиснулся и направился к порту. К лечебнице для бедных, он хорошо это помнил. Он часто спрашивал дорогу у прохожих, но пару раз все же заблудился. Один раз ему пришлось удирать от бродячей собаки, пролазить сквозь живую изгородь, кстати, там в него и помоями плеснули (хорошо, не попали), но мальчик упрямо шел. Шел, надеясь на чудо. И – добрался. Так сошлось – когда он увидел лечебницу, то понял, что нуждается в паре минут отдыха, и присел на одну из лавочек, находящихся рядом. А тут и нас волны принесли. И сейчас мальчик просил о чуде, глядя мне в глаза. Что я должна была ответить? Что сказать? Да только одно. – Поехали к тебе домой, малыш. Посмотрим. Алемико прижался еще крепче. – Тетя Вета, если нужно… Пусть я заболею, как раньше, ладно? Только пусть папа живой будет! Я искренне надеялась просто отвезти мальчишку и удрать, но… После этих слов? Не помочь? Обмануть надежду, которая читается в зеленых глазенках? Может быть, магом жизни я и останусь. А вот человеком точно быть перестану. * * * Харни одолжил нам свою карету. Сам он отправился праздновать в лечебницу, а мы поехали к Моринарам. Растум с удовольствием поехал бы с нами, да вот беда – народ уже собрался. Пришлось выбирать между обидой всей лечебницы и возможностью отвезти мальчика домой. Харни с радостью бросил бы на растерзание лекарям меня, а сам поехал собирать медок у Моринаров, но Лим так вцепился, что отодрать его не смогли бы и стамеской. Еще и заверещал, что только тетя Вета… Я успокаивающе подмигнула Растуму. Мол, я все помню про ваше чуткое руководство, а если зарплату поднимете на пятьдесят процентов… Растум возмущенно ответил взглядом, что я вымогательница и негодяйка, и отправился праздновать. А мы уселись в карету. – Лим, а ты понимаешь, что меня могут просто не пустить к твоему папе? – Пусть только попробуют не пустить! – И попробуют, и не пустят… – А я… Я – его сын! Имею право… Я вздохнула. Право-то ты имеешь, да кто будет слушать мальчишку? Во что я, дура такая, ввязываюсь? * * * В особняке Моринаров царила паника. Даже не так. Пожар в борделе во время потопа плюс крыша, сорванная ураганом под землетрясение. Это было ближе к истине. Герцогиня истерически рыдала в гостиной, да так, что через до сих пор не закрытое окно (не Алемико ж было его закрывать) отзвуки доносились, слуги метались по саду, кто-то вылетел за ворота… Я потрепала Алемико по макушке. – Нравится? Твоя работа. Храбрый Моринар мрачно сопнул носом. – Я бы тебя точно выпорола. – Ну и пусть. А папе ты поможешь? И что оставалось делать? Я молча кивнула и полезла под сиденье. Харни Растум был лекарем, хоть и не слишком хорошим, а потому под сиденьем в его карете хранилась сумка с самым необходимым. И сильно помогала в жизни. Возьму с собой. – Это что? – Твоего папу лечить, – мрачно ответила я, разглядывая настойку наперстянки. По запаху, вылить бы пора. Скажу Растуму… Я помогу. А потом… Пусть помогут мне все боги мира. * * * Увидев нас с Алемико, слуги замерли столбиками. Затем один из них ринулся внутрь дома с радостным воплем: – Нашелся!!! На миг все стихло, а потом… Больше всего Линетт Моринар сейчас напоминала ураган. Она вылетела, подхватила сына на руки, прижала к себе – и разревелась так, что к урагану добавилась еще и гроза. – Как ты мог!? Как ты мог!!! Алемико молча сопел и отбивался. Мать все крепче прижимала его к себе и продолжала причитать. Слуги восхищенно (О-о-о, материнская любовь!) продолжали наблюдать, так что первой надоело мне. Я встряхнула за плечо стоящего рядом лакея. – Живо – стакан вина для герцогини! Видишь, у нее истерика? Голос у меня окончательно стал похож на бабушкин, так что лакей сорвался с места, не думая ни о чем. Куда там! Когда через пару минут он вернулся с кубком вина, я была готова лечить истерику герцогини затрещинами. Останавливали лишь соображения собственной безопасности. Я же дворне не объясню, что это лечение? Еще и мне оплеух надают в ответ, чтобы герцогиню не обижала! А вот сейчас… В вино полилось успокоительное. Несильное, нет, просто смесь настойки пиона и валерианового корня. В самый раз. Я решительно подошла к герцогине и отобрала у нее ребенка. – А ну – цыц! – А… э… Линетт Моринар пару минут была в таком шоке, что у меня все получилось. Алемико отправился на руки к ближайшей служанке, а в руки герцогини я втиснула кубок. – Пей! Немедленно! Получилось как надо. Линетт всхлипнула и принялась пить. Глоток, два, потом она поняла, что что-то не так, но я ловко придержала бокал за донышко, заставляя ее глотать. – Пей, кому говорят! Успокоительное! Герцогине ничего не оставалось, как выпить до дна и уставиться на меня. – Это… как? Что? – Выпила? Умничка. Это – Алемико. Живой и здоровый. Я – лекарка. Где герцог? – Т-там… Н-но… – Мам, пусти ее! – Алемико, солнышко! Какой же ты умница! – Тетя Вета хорошая, она мне тогда ночью помогла, она и папе поможет… Из глаз Линетт хлынули слезы. Да, досталось бедолаге. Сначала сын, потом муж, тут любая с ума сойдет. Кто из нас не превращается в курицу, когда речь идет о родных и близких? Меня вспомнить после бабушкиной смерти… – Папа… Алемико… – Умер? – рявкнула я.