Харни истово замотал головой. – Конечно, нет! То есть не отяготит! Вы же понимаете – это так полезно и важно! И поговорить иногда хочется с умным и грамотным человеком, который снимет груз с твоей души, и… Приближенный поднял руку, останавливая словоразлив. – Найдется комнатка для скромного служителя? – Постараемся найти! – отрапортовал Харни. – Только прошу не гневаться, лечебница наша не из богатых, особых условий предоставить не можем… Приближенный повел запястьем. – Важны не условия, а желание… Харни опять закивал, прикидывая, что угловая комната в самый раз будет. А что там трещины по штукатурке, крыша подтекает и плесень завелась… Ну, бывает. Не дворец, чай! Пусть служитель сам и разбирается… хе-хе, с ближайшим родственником! Вот! Приближенный удалился, довольно улыбаясь, а Харни плюнул и удрал из кабинета. На сегодня у него был явный перебор. Королевский гонец, Белесый Палач, приближенный Фолкс… Лучше сбежать, пока нелегкая кого похуже не принесла! Вот! * * * Поскольку в лечебнице ничего не отыскалось, Рамон решил заняться тиртанцами. Как – заняться? На то палачи есть, профессиональные, опытные, кого угодно разговорят! Этим они и занимались остаток ночи, утро, день… Надо бы съездить, забрать протоколы да и узнать – что там интересного рассказали пленники? В пыточных Рамон пробыл часов шесть, но рыбешка стоила рыбалки. Ох стоила! Оказывается, трей Лантар занимался своим промыслом не просто так, нет. У него был – и есть! – компаньон в Алетаре. Правда, имени компаньона никто не знает, но ведь можно и у трея спросить лично? Палачи обещают справиться. А если нет… Некромант никогда не откажет в такой мизерной помощи! Дело поставлено на поток, у трея несколько кораблей, малым не десяток, и в год они приносят очень кругленькую сумму. Даже с учетом всех вычетов, смертей, наценок… Казна Алетара столько не зарабатывает! Ладно, зарабатывает и больше, так то казна, а не поганый работорговец! И длится вся эта история уж несколько лет, кажется, шесть, но, может, и больше. Кто ж считает? Дело матроса – плавать, а уж что там капитан прикажет… Когда Рамон выходил из тюрьмы, руки у него чесались. И на трея, и на Тиртан, и вообще. Доберется он до этих подонков, ох доберется. Но самого жизненно необходимого ему никто не сказал! Вот ведь беда! Узники клялись и божились, что никто из них не пользуется ядами! И оружие они ничем не смазывают! К чему? Самый обычный рейс, постоять в порту, забрать рабов – и уплыть. Все как всегда! И готовиться, и… Вот первые рейсы – да! Там нервишки вибрировали, а потом расслабились, хватку потеряли… Кто ж мог ожидать? Рыжий вор? Да пес его знает! Наверное, им занимались люди компаньона, на берегу… Нет, никто не помнит. Просто Ливар шел в порт, отмечался каждый раз в канцелярии… нет-нет, он не знает, кто там… правда не знает… НЕ НАДО!!! НЕ ЗНАЮ!!! И палач соглашался с этими выводами. Не знает… Что ж, значит, есть и другой конец цепочки. И за него предстоит потянуть на берегу. Рамон собирался этим заняться. Или нет – пусть дядя займется, когда выздоровеет, у него лучше получается. Намного лучше. Лишь бы выздоровел! * * * Я как раз стояла на коленях в пыли и ожесточенно пропалывала свой клочок земли от сорняков, когда в калитку постучались, и за забором обнаружился Харни Растум. – Госпожа Ветана? Сиял он так, что хоть на маяке вешай. – Господин Растум? Я особого энтузиазма не проявляла. – Вы меня не пригласите войти? – Прошу. С неохотой я поднялась с колен. Мне оставалось совсем немного, и вдохновение было, а вот останется ли оно после визита начальства? Кто ж его знает… Пришел бы на часок попозже, я бы как раз взвар пила… Впрочем, Харни Растум не настаивал на приглашении в дом. Вместо этого он протянул мне свиток с большой печатью на шнурке. – Госпожа Ветана, мы приглашены на завтра ко двору. – Что? Я едва не села попой на грядки. Я? Ко двору Алетара? Что случилось?! За что?! Харни вовремя подхватил меня под руку. – Да-да, я тоже был в шоке. Госпожа Ветана, надеюсь, у вас есть подходящее платье… – Да, наверное, – отозвалась я, думая совсем о другом. – Зачем нам туда? – Потому что мы великолепно организовали работу с ранеными людьми. И сейчас нас хотят за это наградить. Усмехнулась, отмечая это «мы». Конечно, я и мой начальник, как же иначе? – Господин Растум… могу ли я не ходить? – Госпожа Ветана! Вета, ты с ума сошла? Начальник выглядел так, словно я ему живую гадюку слопать предложила. Закусывая живыми же пиявками. – Я могу сказаться больной… – Тогда все это просто перенесут на более поздний срок. Но король будет недоволен. Я покривилась. – Не умею я вести себя при дворе. Я никогда… – Ничего страшного. Я буду рядом и не дам тебе опозориться, обещаю! Вот спасибо, благодетель… – И выгляжу я… не придворно. – Поверь, наш монарх выше этого. Отговорок больше не оставалось. Я вздохнула. – Господин Растум, вы сможете приехать за мной завтра? Чтобы я точно не опоздала и не случилось никакой путаницы? – Разумеется! Нас пригласили на девять утра, в семь склянок я буду здесь. – Замечательно. По понятным причинам, радости я не испытывала. Бедная моя грядка, не быть ей прополотой. Повезло сорнякам… Стоит ли говорить, что остаток вечера и ночи я провела в делах? Подгоняла по фигуре единственное приличное платье, по иронии судьбы – черное, бархатное, сделала маску на лицо, попробовала отбелить руки… И не успевала отбиваться от соседок. Харни не скромничал, орал на всю улицу, а крайней оказалась я. И все любопытство обрушилось на меня. Они шли по одной и парами, несли пироги и всякие милые безделушки, и у всех, у всех на устах было одно и то же. Ко двору?! Правда?! А как?! А что?! А почему?! На шестой соседке я сорвалась, вышла из дома и повесила на калитку табличку «приема нет». Пошли все к кракену в пасть! Авось тот не отравится. А мне и так нервотрепки хватит! * * * Алемико сидел под дверью маминой спальни. Мама сейчас его не замечала, она никого не замечала. Папе было плохо. Алемико знал, что такое плохо. Это когда нельзя гулять, нельзя играть, надо смирно лежать в своей кроватке и ждать мага, который поводит над тобой руками и что-то произнесет. Потом становится лучше. А к папе маг не приходил. То есть кто-то приходил, но это были не те люди. Был какой-то Ренар, который водил над папой руками, и папе потом было плохо. Мама плакала, а все ее утешали, и говорили, что папа обязательно поправится, только делали это такими отвратительными фальшивыми голосами, что им не верил даже Алемико. Был какой-то лекарь, который осматривал папу, а потом развел руками. Вроде бы все правильно, но откуда взялась болезнь? Забегал дядя, поговорил с мамой, стал совсем мрачным и убежал. И Алемико стало страшно. Очень-очень страшно, так он не боялся, даже когда сам упал, а мама кричала. А вот сейчас… Папа может умереть? И его больше не будет, Алемико никогда его не увидит, он никогда не поднимет сына на руки, не поцелует его, не будет ходить с мальчиком в лес, не будет… Папы просто не будет. Разве это возможно? Алемико не верил в смерть, но знал, что иногда она приходит. Помнил старого мага, который умер и лежал потом, такой равнодушный и холодный, словно это не он всего пять дней назад устраивал шторм в луже для лодочек Алемико… Папа станет таким же? А потом его сожгут и развеют пепел над морем? Алемико этого не хотелось, но что мог сделать малыш? Только сидеть под дверью спальни и надеяться на чудо. А его все не было и не было… Алемико и сам не заметил, как уснул. Проснулся на руках у слуги, который относил его в кровать, и то сил открыть глаза не было. Слуги шептались где-то над головой, голоса слышались, словно издали… – Бедный канцлер… – И жену его жалко… – А уж мальцу-то каково! Сам больной, еще и отца потеряет! – Ты болтай поменьше! Особенно про мальца, а то его светлость… – Если он выживет. – Рот прикрой… Алемико ощутил подушку под головой, и сон утянул мальчика в свою страну, мягко заставляя забыть обо всем плохом и горестном, накрывая пушистым покрывалом колючие мысли и давая сладкое ощущение безопасности, которое бывает только в детстве.