– Всех зарою, – прошипел злющий Тигр. Выглядел он так… ему бы хвост – сейчас бы с него весь мех обтрепался. Яна фыркнула в ответ. – Вы таки уверены, что обойдетесь без телохранителя? А то ведь обезглавят наше Освобождение, а на что нам свобода – без головы? Сказано это было с таким «одэсским» акцентом, что жом проникся. И не выдержал. – Зачем вам это нужно? Яна и врать не стала. Не тот кадр. – Хочу в Звенигород. Там тепло, светло и мухи не кусают. – А потом? – Суп с котом. Жом, по нашей-то жизни, да загадывать на год вперед? Кстати, а где там наш убийца? Жом огляделся вокруг, сунул револьвер обратно и кивнул Яне. – Ладно. До Звенигорода – вы приняты. Дальше посмотрим. – Вы об этом не пожалеете, – честно сказала Яна. – Хотелось бы надеяться. Русина, Подольск Чем отличается война от мирного времени? Тем, что на войне убивать можно!!! Убивать, убивать, УБИВАТЬ!!! Илья об этом мечтал вот уже вторую неделю. И понимал, что мечты пока что несбыточны, но… Полковнику было паршиво. Да, Валежный его отправил в Подольск. Да, он назначил его комендантом. Но… Денег-то, простите, нет! И порядка нет! И… и все цепляется одно за другое, и даже никого убить нельзя! Разве что освобожденцев… но рядом с чиновниками – они такие милые! Просто лапочки! – Илюша… В дверь кабинета постучали, и вошла Маргошенька Измайлова. Илья посмотрел на нее с улыбкой. – Что случилось, Маргошенька? – Илюша, обед готов. – Спасибо, друг мой, я буду через полчасика. – Да, конечно. Я скажу повару. Маргошенька вышла, оставив памятью о себе флер дорогих духов. Илья вздохнул и посмотрел в окно. На улице лил дождь, царила холодная ненастная осень. И на душе у него было так же паршиво и паскудно. Подольск… Как наладить жизнь в городе, если со всех сторон бардак, а тебя этому – не учили?! Никак. Это в романах все хорошо получается, а в жизни… Продукты не везут – нет денег. Нет продуктов – нечем кормить людей. Нечем кормить людей – начинаются голодные бунты. Начинаются бунты – нет порядка. Нет порядка – небезопасно и на дорогах, и в городе… И пошло одно за другое, третье за четвертое… Укрепрайоны надо строить – строителей надо кормить – крестьянам надо платить… и читай сначала! Ополченцам надо платить, ополченцев надо кормить, одевать… Дальше – продолжать? Правильно, не надо. Денег-то не было, освобожденцы их первым делом по своим карманам пригребли. И кто сбежал, кого пристрелили – с покойников все равно денег не получишь. Что остается? А ничего хорошего. Илья пытался рассчитываться расписками, но брали их плохо. Вообще не брали, если честно, и купцов можно было понять. Обещаниями семьи не накормишь. Разве что в нужно́м месте использовать ту расписку – и то бумага жесткая, а чернила расплывутся, некрасиво будет. Реквизировать? Илья и это уже приказал, но какой дурак будет все на виду держать? Плохо было в Подольске. Все хозяйство напоминало тряпье нищего, из гнилой ткани, на живую нитку, разномастные лохмотья… и что поползет первым? Неясно. Но как ни латай – лучше не будет. Тора Маргарита оказалась единственной искоркой света в окружающем мраке. А случилось так. Савелий Лукич нашел Илью уже на следующий день. И упал в ноги. – Тор! Умоляю, помогите!!! Хоть и был Илья занят по уши, но… мы в ответе за тех, кого выручили. – Что случилось? – Тор, миленький, Творца ради! Определите нас хоть куда на постой! Нельзя в том доме оставаться, как Творец видит, нельзя… И верно, нельзя. Освобожденцы порезвились там на совесть. Что могли – сломали, что не могли – изгадили. Мебель? Кажется, ею топили камины. Личных вещей не осталось… Илья махнул рукой да и предложил Савелию Лукичу перевезти все семейство тора Измайлова прямиком в управу. И спокойней им будет, и под присмотром, и… Наверное, Илья немножко лгал себе. Но измученная девушка на кровати что-то зацепила в нем. Какие-то потайные струны… Красота, беспомощность, он – герой, она – спасенная… как тут не отозваться молодецкому сердцу? Несколько дней тора приходила в себя, рыдала, билась в истерике, но с собой покончить не пыталась. Что-то ей дед Савва сказал. А потом, постепенно… Тут Маргарита взяла на себя хозяйство, здесь начала командовать кашеварами, там… И постепенно, шаг за шагом, сближалась с Ильей. Нельзя сказать, что у них была душевная близость или они даже целовались. Но что-то начиналось. Там жест, тут улыбка, здесь взгляд… и вот уже протягиваются сотни нитей, которые связывают людей прочнее канатов. Илья позволил себе пару минут посидеть и помечтать, а потом опять зарылся в бумаги. Э-эх… А в это время… * * *