Тор Дрейл поднял голову – и на его губах внезапно заиграла улыбка. – О да. У меня есть подходящий человек, тор Вэлрайо. Он – есть. * * * – Братья! Соратники!!! Сегодня над нашими головами развевается знамя свободы! Свободы от тирании, свободы от оков, свободы… Мужчина лет тридцати прищурился на оратора. Эх, выстрелить бы… Из револьвера он его снимет одной пулей… Нельзя. Надо отдать должное жому Пламенному (хотя, конечно, никакой он не Пламенный, это партийная кличка, равно как и у него самого – Тигр), он умеет руководить всем этим быдлом. Толпа подчиняется ему словно оплаченная продажная девка. Ложится под него после первых же слов, провожает восхищенными взглядами, вздыхает, радуется… Да что там, все это стадо просто счастливо обратить на себя благосклонное внимание повелителя… Ладно, пока еще – не повелителя. Просто первого среди равных… Забавно, правда? Как важно правильно назвать всю эту… глупость! Испокон веков более сильный правитель свергал и убивал более слабого правителя. Лилась кровь, делились троны, меняли головы, короны и венцы… Но назови все это узурпацией – и на тебя ополчатся все окружающие страны. Как же! Обычный человек, более того, не тор, ни разу не тор, а вовсе даже жом[2]. И в правители?! Не бывать такому! А если поднять знамя Освобождения? Если пообещать всем и каждому равноправие? Свободу, равенство, братство? Власть народу, свободу народу, волю народу… землю, воду, воздух… и прочную веревку, на которой его так удобно хоть водить, хоть вешать. Главное – правильно назвать происходящее. Жом Тигр, один из столпов Освобождения, посмотрел на часы. Уже вечер. Уже… скоро? Или просто – уже? Ничего, он вот-вот все узнает. Одним из первых. Есть свои плюсы в том, чтобы быть в сильной стае, есть… Жом Тигр, некогда просто жом Сергей Михеев, улыбнулся. Да, далеко его завела судьба… Из родного села повела-закрутила… сначала с дядькой в город, когда голод был, родители его упросили уехать, не надеялись всех прокормить, потом его жизнь помотала, ох помотала… и воровство в ней было, и убивать случалось, каторга в ней была, и плети, и побег, церковно-приходская школа и ремесленное училище. Самообразование и прослушанные курсы университета за границей… чего не было? Родного дома и не было. Деньги он родителям присылал, весточки окольными путями получал, знал, что батьку в том году схоронили, что мамка плохая, что братья-сестры жизнь устроили, детей наплодили… а вот приехать… Нет, не мог. Боялся посмотреть матери в глаза. Или не боялся? Не хотел? Этого Сергей и сам не знал. И не хотел доискиваться до ответа. И домой ехать не хотел. Намного приятнее стоять здесь, в тихом уголке, наблюдать за лицами людей на площади и понимать, что они – твои. Ты можешь сделать с ними что пожелаешь. Власть – заводит. Сильнее страсти, слаще любви, слаще всего… Власть и есть жизнь… и лишившись власти – ты лишаешься жизни. Как это, наверное, уже и произошло с отставным императором. Приказ жом Тигр уже отдал. А телеграф – отличная штука. Императора охраняют его люди, им хватит и намека. Выполнят. В стране не должно быть двух центров власти… И по тонким губам мужчины скользнула хищная улыбка, как нельзя более отражающая его суть и подтверждающая партийную кличку. Тигр, как он и есть. Плотоядный. Голодный. * * * – Мы присягу давали, ты, мразь!!! – Тор Алексеев, не горячитесь, – мужчина в мундире подполковника поднял руки, словно признавая правоту собеседника и сдаваясь ему на милость. – Вы не правы. – Да что вы, милостивый государь? – Алексеев разглядывал его с отвращением, как экзотическое насекомое. Вроде бы и экзотика, но какая ж она… гадкая! Омерзительная! – И будьте любезны не ехидствовать, полковник, – огрызнулся собеседник. – Я такой же офицер, как и вы! И пулям не кланялся! – А что, штаб обстреливали? – иронично уточнил полковник Алексеев. Был полковник, что называется, погибель девичья. Лет тридцати – тридцати пяти, плечистый, светловолосый, сероглазый, с обаятельной улыбкой, а уж если в седле… или на балу… или на параде… Девушки штабелями падали. Даже, говорят, одна из великих княжон, но – тсс! За такое могли и голову снять. Или загнать командовать взводом туда, где и медведи не ходили. – Я бы попросил, полковник, – поджал губы собеседник. – Поймите, вы сейчас уже никому не поможете и никого не спасете… это нереально. – Неужели, тор Орлов? – Что вы сделаете? Броситесь за императорским поездом, попытаетесь его остановить? Но император уже приговорен, равно как и его семья. Вы ничего не успеете… – Если я не спасу, так хоть отомстить успею. Или вы хотите отдать Русину – в руки этих? Последнее слово было произнесено просто с неподражаемой интонацией. Отвращение, брезгливость, неприятие, даже смущение чуточку – о таком в приличном обществе и говорить-то стыдно. – Полковник, согласитесь, Петер Седьмой разочаровал всех, кого мог. Его решения… – Если вы так говорите, тор Орлов, полагаю, вы знаете и кого надо поддерживать? – понятливо кивнул полковник. Тор Орлов улыбнулся. Ну вот, а крику-то было… как девственницу уговаривать, честное слово! Все полковник правильно понял, и уговаривать практически не пришлось. Да и в чем он соврал-то? Петера действительно не спасти. А значит, надо поддержать наиболее достойного из претендентов… – Его высочество Гавриил станет отличным правителем, я даже не сомневаюсь. – Гаврюша, значит, – с непонятной интонацией протянул полковник. – Тор!.. – приподнялся подполковник Орлов. Но сделать ничего не успел. В челюсть ему врезался тяжелый кулак. Мужчина отлетел в угол, пару раз дернул ногами – и затих.