Дед тоже был счастлив. Георгий Петрович Воронов – плохо, что ли? Наследник, продолжатель династии… Так что тут беды не было. А вот когда Гошке исполнилось четыре года… Малыш простыл и заболел. Простуда перешла в пневмонию. Вроде бы вылечили, но Яна повезла его в областной центр – мало ли что? Вот в больнице анализы и взяли. И осложнением пошел порок сердца. Или не успели, или недолечили, или… Кого тут обвинишь, кроме себя самой? Состоялся семейный совет, на котором было решено следующее. Лечение у нас, конечно, бесплатное. Деньги на счете есть, их не так мало, но этого не хватит. Потому – продаем квартиру и добавляем. Тогда уложимся. Покупаем конуру для собаки – было бы где спать. Яна остается в городе рядом с малышом, носит ему передачки, зарабатывает, потом, когда лечение закончится, забирает его и уезжает в лесничество. Да, отец остается работать лесником. Кому-то же и кормить всю компанию нужно? Опять же, выйдет малыш из больницы, Яна его в охапку – и на природу. Ее на молоке да ягодах на ноги подняли – и мальца поднимем! Никуда не денется! Так и оказалась Яна в этой хибаре. А ее малыш лежал в больнице, был прооперирован, прошел курс дорогостоящего лечения, сейчас проходил второй, и врачи считали, что через полгодика его можно будет выписывать. Если все пойдет хорошо. Если не случится ничего непредвиденного. Если… Замечательное слово, не так ли? Его отец? Какой, простите, отец? Цветаев? Нет у малыша отца. Точка. А вот мать… Яна винила себя в болезни малыша. Она ведь росла «лесной девочкой». Она практически ничего не знала о женском организме. То есть, чем занимаются мужчины и женщины, она знала, и про беременность, и про роды – попробуй не узнай, в лесу-то! Но к себе это не применяла. Отец ей объяснил про критические дни, краснея и заикаясь (нелегкое это было для него дело), Яна прочла про все остальное – и успокоилась. А студенческая жизнь крутила и вертела. И водочка в ней была, и даже травка… Когда Яна узнала, что беременна, – она сразу это прекратила. Но узнала она об этом только на третьем месяце! Токсикоз? Да она слова-то такого не ведала! И… критические дни один раз пришли. Такое тоже случается. Не сразу отключились, а со второго месяца, Яна и не поняла ничего. Как тут сообразишь? Яна искренне считала, что, веди она более здоровый образ жизни, Гошка был бы сейчас здоров. И судя по словам Хеллы… Похоже, это действительно так. Сейчас Яна делала для сына все возможное. Но лечиться ему еще долго. А Анна… Вот ведь проблема! Жить-то Анне как? Лишних денег у Яны не было вообще. Малыша хочется чем-то побаловать, подарок подарить, игрушку какую… а зарабатывать как? В родном мире Анна ничего делать толком не умела. Да, работала в госпитале. Но – как работала? Судна из-под раненых не таскала, полы не мыла, даже из операционной ее выгнали – дурно стало. Да и… Анна сверилась с воспоминаниями. В этом мире просто так работать в госпитале не пустят, нужен диплом. Как и в Русине, кстати говоря. Так что госпиталь отпадает. И платят там мало, едва ли на жизнь хватит, но уж точно не на сына. Что она еще умеет? У нее хорошие манеры. Она прекрасно танцует, поет, вышивает, разбирается в драгоценностях, умеет поддержать беседу… По здравом размышлении Анна подвела печальный итог. Ее готовили быть женой и матерью. А зарабатывать деньги ее попросту не готовили. Вообще. Никак. Банки, инвестиции… Ее потолок – благотворительный бал или вечер. Вот тут она в своей стихии. Она может идеально все организовать. А вот вложить деньги, или как тут… кредит, заем… Нет, она с этим не сможет справиться. Яна сейчас работала смотрителем полигона для страйкбола. Следила за полигоном, выдавала оборудование, убиралась после игр в войнушку – да много чего надо было делать! Только вот получится ли у Анны? С воспоминаниями Яны – получится. Криво ли, косо… вот именно, что криво и косо! Да и не заработаешь на этом достаточно, надо искать другую работу. Только какую? Торговать? И навык нужен, и умение, и сноровка – Анна не обольщалась. Не умеет она это. Но научится! Понадобится – она всему научится! Ради своего сына… Там, далеко, Яна позаботится о Жоржи. А она… Анна вдохнула, потом выдохнула. Ее сын – здесь. Точка. Ее ребенок, ее малыш, ее Георгий – он здесь. Из этого и будем исходить. Ей надо сделать все для сына. Она справится. Русина, окрестности г. Зараево Яна пришла в себя рывком. Словно удар молнии. – Проверь всех! Добей, если кто не сдох! – А то! Ишь ты, кровопивец! Ты посмотри, сколько на нем всякого добра? Небось, в три слоя… нахапал у народа! – А ты на баб глянь! Понятно, почему эту… штыком пришлось! На ней же как нагрудник из золота! И блестючки тут… – Снимай и складывай в общую кучу. Потом опишем. Голос был холодный и донельзя противный. Яна рискнула приподнять ресницы. Ага. Она лежит головой к окну, голова, кстати, болит зверски, и не добили ее пока еще только потому, что она свалилась за кресло. Удачно упала. В комнате четверо. Сколько в доме? Черт его знает… Одежда вся в крови? Не важно! Важно другое… револьвер! У того, кто говорил, мужика в распахнутой кожанке, за поясом револьвер! И стоит-то как удачно, почти что в двух шагах, жаль, она пока дотянуться не может… Ничего, сможет! Боже мой, почти револьвер Нагана! Яна едва не расплакалась от умиления… ах ты моя прелесть! Попади ей в руки эта игрушка – она всех в расход выведет. Спасибо, Хель! А винтовки? Чем-то похожи на «мосинки», но немного другие. Форма? Отделка? Дура, нашла время! Главное, здесь есть огнестрельное оружие! – Тут еще одна, за кресло завалилась. Щас проверю… Кресло отодвинули в сторону, и к Яне начал наклоняться молодой (может, даже моложе, чем она) паренек. Совсем юный, еще молоко на губах не обсохло, лет двадцать сопляку. А на расстрелы уже берут. На расстрел императора.