Борис сам решил пожарить мясо. Гошка подумал – и вызвал Киру поиграть в настольный теннис, благо стол для него был и все снасти были. Кира не отказалась. Взрослые возились с мясом, Анна накрывала стол… Для Киры это был чудесный день. Когда отключены все телефоны, когда есть только она и ее близкие… жаль, Смайлика с собой не взяли, его остро не хватало! Они играли в настольные игры, сидели перед камином, пили горячий грог, Кира там, перед камином, и уснула, на пару с Гошкой. И уже сквозь сон чувствовала, как отец несет ее на второй этаж и тихонько, чтобы не разбудить, устраивает под одеялом и целует в кончик носа. Как когда-то в детстве. Потом рядом с ней устроили Гошку, дети прижались друг к другу поближе и засопели. Они были рядом друг с другом. Все было хорошо… * * * Внизу, перед огромным камином сидели Анна и Борис. Сидели, молчали… И – нет. Не занимались они никаким сексом на медвежьей шкуре. Если кто решится – учтите, линяют те шкуры, как заразы. А дети изволят спускаться в самый неподходящий момент, карма такая у детей. Так что все утехи решено было оставить до спальни. А вот просто посидеть рядом… В обнимку, глядя на огонь, потягивая грог из больших кружек, в теплом и уютном молчании… Разговаривать можно с кем угодно. Молчать – только с очень близкими людьми. Здесь и сейчас все было хорошо и спокойно, тепло и уютно… И Анна была счастлива. По-настоящему. Так, как никогда еще у нее не было. – Спасибо тебе за дочку, Анечка. Понять было несложно. Боря видел, какая счастливая у него Кира, а он, болван, еще хотел глупостями заняться! Народ собрать или вообще малышку в клуб отправить… Дурак! – Она очень домашняя девочка, – не стала скромничать Анна. – Просто ей было тяжело… – Когда дома не было. Я понимаю. Анна коснулась ладонью щеки мужчины. – У нее есть дом. У нее есть ты. – И ты тоже. И Георгий. – Теперь – да. И за оставшееся время Анна даст Кире столько любви, сколько у нее получится. Чудесный ведь ребенок! Добрый, умный, ласковый… Как же тяжко уходить! Как неохота их оставлять! Это будет потом. А сейчас есть она. И есть Боря. И их соединенные руки. И спящие на втором этаже дети. И пусть весь мир подождет! Яна, Русина – Валежный, с тобой встретиться попросту нереально! – Еще раз нечто такое выкинешь – и мы с тобой у Хеллы встретимся, – парировал Валежный. Митя фыркнул. Еще бы! Вот как тут пересечься с Валежным? Когда он то в одном конце города, то в другом, и поди отлови его, и охрана близко к нему никого не подпускает? Бегать и орать? Вот еще не хватало! Хотя насчет поорать – идея хорошая! Так что Митя влез на пьедестал пред дворянским собранием и принялся громко и противно орать, призывая Валежного. А как еще? Взорвать тут все к растакой-то матери? Это он запросто, но есть подозрения, что Валежный не одобрит. А вот поорать было в удовольствие. Когда еще удастся так поразвлечься? Все работа да работа, взрывы да убийства, диверсии да эксы. А жить когда? А радоваться жизни? – Ну, ежели дама против не будет… – Дама не будет. Яна как раз приехала к Валежному уточнить насчет отъезда. А тут это чудо в перьях нарисовалось. И… вот хоть стреляйте, не могла его Яна всерьез воспринимать! Да, взрослый мужик лет сорока! Явно битый-перебитый, прошедший и огонь, и воду, и триста метров канализации, пары зубов нет, волосы седые, стрижены коротким ежиком, глаза такие… С такими даже не убивают. С такими не считают жертвы… зачем, после первой-то тысячи? И неинтересно как-то… При этом явный тор, высокий, изящный, тонкокостный… и с самым препакостным выражением лица. И как-то даже его возраст размывается… Так и хочется воспринимать его как сверстника. Яна понимала, что это обманчивое впечатление, что опасен этот милый человек как три голодных гюрзы, которых хвостами склеили, но поделать с собой ничего не могла. Так и тянуло улыбнуться. – Это вы о себе – или о Хелле? – Мы обе – женщины. – Я надеюсь, вы все же моложе, тора? – Немножечко моложе, – усмехнулась Яна. – Совсем чуть-чуть… мне вас оставить, торы? – Да, тора Яна. Если вас не затруднит. – Яна? – вдруг напрягся Митя. – Вы обо мне слышали? – Ну… если вам знакомы некие хвостато-полосатые… Кольнуло за грудиной так, что Яна непроизвольно потерла область сердца. – Жом Тигр? Вы… вы его знаете? – Более того, я как раз от него. – И как он? Яна понимала, что это глупо. Что Тигр о ней забыл уж сорок раз. Но… сердцу не прикажешь. Что-то ныло, свербело… любовь? Да какая уж тут любовь?! Чушь это и глупости… Но если бы Яна могла кого-то полюбить, вот в Тигра она бы влюбилась несомненно. Мужчина был такой… куда там несчастным стокгольмским синдромам и бэдээсэмщикам? Для них все игра и романчики, а тут… тут реальная сила. Власть над жизнью и смертью. И когти в крови по самые уши. Но не это привлекательно. Нет. Просто рядом с Тигром ни одна другая беда к тебе подойти не осмелится. Сам он, может, и сожрет. Но никто другой до тебя даже волоском не дотронется. – Жив, здоров, чего и вам желает. А тебе письмо прислал. Надеюсь, это не признание в любви. Митя чуточку скабрезно подмигнул Валежному и извлек откуда-то из глубин плаща, из подпоротого шва, небольшой конверт. Даже не запечатанный. – Тигр тебе так доверяет?